Глава 1
Лондиниумский Колизей
Лондиниум – старинный город, основанный ещё римлянами на берегу
реки Темзы. В те незапамятные времена он был, наверное, самой
глухой провинцией, некоей Тмутараканью, куда посылали за смертью в
порыве гнева своих недругов несдержанные на язык плебеи, а быть
может, и патриции. Кто же знает доподлинно: каковы они были, те
патриции? Вполне возможно, вовсе не изъяснялись высоким штилем, как
в тех письменных источниках, что дошли до наших дней. Ведь бог
весть какими увидят нас наши потомки лет через полтысячи. И уж
точно я был уверен, что, глядя на арену гладиаторских боёв, они
вовсе не изрекали ничего высокопарного, а орали и галдели, подобно
громадной стае чаек, вьющейся над свалкой.
Я не любил Лондиниума, как, впрочем, и всего, что так или иначе
связано с Британией и всем британским. Особенно же меня раздражает
здешний язык. Даже немецкое «гавканье», право слово, куда приятнее
на слух, нежели местная речь. В каждом слове немецкого языка
слышится стальной отзвук мощных боевых машин этой нации, готовых
смести всё живое с поля боя, лязг доспехов германской тяжёлой
кавалерии, которая немногим уступает этим самым машинам. У англичан
же вечно словно каша во рту, и они боятся выплюнуть её тебе в лицо,
а потому стараются как можно меньше открывать его. Порой разбирать
их бормотание оказывается весьма непросто, особенно когда твой
собеседник пьян в доску или уже успел сделать хорошую затяжку
опиума. И ведь именно с такой публикой мне – графу
Остерману-Толстому, сыну героя Революционных войн, чей Егерский
корпус штурмовал в составе Коалиционной армии Лютецию Парижскую –
приходилось общаться чаще всего. Конечно, в то время, когда я не
развлекал почтеннейшую публику смертельным боем на арене цирка. А с
кем ещё прикажете общаться лишённому чести, хотя и оставшемуся при
ничего не значащем титуле дворянину?
Не первый год после того, как меня публично ошельмовали и
сломали шпагу над моею буйной головой (предварительно сорвав
эполеты, все полученные за несколько лет службы и Крымскую кампанию
награды, а после и сам мундир), я кочевал по дорогам Европы вместе
с группой таких же изгнанников, чьим ремеслом была война. И только
война. Теперь им стало банальное убийство – да ещё и на потребу
публике, прикрываясь, словно фиговым листочком, словом
«игроки».
