Политическая судьба П. А. Столыпина и связанных с его именем реформ драматична и парадоксальна. Столыпин оказался на вершине власти в сложнейший исторический момент, в условиях острого противостояния власти и общества, непрекращающихся революционных выступлений и начинающихся преобразований, «предначертанных» идеологией Манифеста 17 октября 1905 года.
Получив приглашение в Царское Село на высочайшую аудиенцию 25 апреля 1906 года, саратовский губернатор П. А. Столыпин не ожидал, скорее всего, столь стремительных изменений в своей карьере и тем более не настраивался на роль «великого реформатора». Николай II предложил ему занять кресло министра внутренних дел в новом составе правительства, которое спешно формировалось под председательством И. Л. Горемыкина к запланированному на 27 апреля созыву Государственной думы. Почтенный представитель консервативной высшей бюрократии И. Л. Горемыкин был назначен вместо отправленного в отставку графа С. Ю. Витте, автора Манифеста 17 октября 1905 года, доставлявшего царю массу неудобств масштабностью своей фигуры, наличием собственных взглядов и попытками продолжать либеральные преобразования. А Петру Аркадьевичу предстояло заменить многоопытного полицейского деятеля П. Н. Дурново, раздражавшего общественное мнение как «усмиритель революции» и символ крайней реакции. 44-летний Столыпин, служивший преимущественно в провинции, не имел еще ни громкой известности, ни одиозной репутации. Он казался государю вполне подходящим кандидатом в новых условиях, когда «исторической власти» впервые придется сосуществовать с народным представительством. Вопрос о проведении каких-либо реформ не поднимался.
Николай II воспринимал Столыпина, судя по всему, просто как энергичного, решительного чиновника-администратора, хорошо знакомого со всем, что происходило в стране. Петр Аркадьевич импонировал и личным мужеством. Назначая Столыпина главой Министерства внутренних дел, а спустя всего два с половиной месяца – председателем Совета министров, царь не догадывался об имеющемся у него потенциале политического лидера и яркого публичного политика с амбициями крупного государственного деятеля. В противном случае, конечно, на одной из ключевых должностей в структуре государственной власти оказался бы персонаж совсем другого склада. Благоприятно, как залог будущей покладистости министра, мог воспринять Николай II и продемонстрированную Столыпиным нерешительность: мол, он не уверен, что опыта работы в провинции будет достаточно в такое тревожное время, и, возможно, сначала было бы лучше поработать товарищем (заместителем) министра. «В конце беседы я сказал государю, что умоляю избавить меня от ужаса нового положения», – сообщал Петр Аркадьевич в письме супруге. Вынужденный подчиниться приказанию, Столыпин не испытывал ни особой гордости от столь ответственного назначения, ни «воли к власти»: «Вчера судьба моя решилась! Я министр внутренних дел в стране окровавленной, потрясенной, представляющей из себя шестую часть шара, и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячу лет. Человеческих сил тут мало, нужна глубокая вера в Бога, крепкая надежда на то, что Он поддержит, вразумит меня. Господи, помоги мне… я надеюсь пробыть министром 3–4 месяца. Выдержать продолжающийся шок, поставить в какую-нибудь возможность работу с народными представителями и этим оказать услугу Родине». Приходилось забыть о том, что еще совсем недавно губернатор Столыпин, не скрывая своего ощущения сильнейшей усталости, только и мечтал: «Лишь бы пережить это время и уйти в отставку, довольно я послужил, больше требовать с одного человека нельзя…»
