– Безобразие! Где это видано! Хаос! И что станет теперь с миром? Ему суждено вообще вскоре исчезнуть, если твориться уже такое? – Гора Олимп в этот день казалось просто расколется на тысячу кусочков от страшного гула возмущений, криков и призывам что-нибудь делать иначе породниться такой беспорядок в том самом мире, который будет выше того, что зачастую, создают сами боги своими не совсем божественными поступками.
– Прекратите!!!!!!!!!!!! – Голос Афродиты сегодня напоминал визг раненной птицы, чем достопочтенной богини Любви. – Немедленно прекратите орать все у моего дворца! Это не я виновата! Это не моя вина, что мир живёт вот уже две недели без любви! Вам известно, что Эрос в…..депрессии? Да, да! Ему сломали все его стрелы! Все его стрелы! И поколотили его! Да! Он сейчас лежит несчастный, избитый и со сломленными крыльями…. – Неожиданно Афродита скривилась и с её прекрасных глаз потекли горькие слёзы.
Её плачь был таким громким, что все собравшиеся митингующие боги тут же притихли и вскоре было на горе Олимп слышно только её надрывистые рыдания, от чего не стало никому легче, проблема ведь от этого не решалась……
– Так что же нам делать? – Первым опомнился Арес. – Тогда пригласи Асклепия! Пусть наложит свои ему мази.. Даже все сразу. Это ему поможет и нарастит новые крылья! Хватит ему разлёживаться! Пора подниматься в небо и всех нас влюблять! Мы уже истосковались враждовать друг с другом! Видано ли это, что целый день нас занимает всего лишь одна мысль! С кем мы ещё сегодня не начали споры и не подрались! Хватит с нас такой жизни!
– Хватит! – Тут же подхватили остальные боги и у дворца Афродиты разразился опять громкий гул.
– А стрелы? – Вопрос повис в воздухе и все собравшиеся притихли подобно по мановению какого то волшебного дурмана.
– А что стрелы? Что с ними? – Тут же опять спросил Арес, который в мгновенье ока стал за старшего над всем собравшимся недовольством.
– А их сломали!
Никто даже звука не произнёс на подобное заявление.
– Как сломали? – Голос Ареса почему-то уже не был таким грозным и почему-то совершенно негромким. – И что их нельзя совершенно починить?