© Лисковая О.
Голубка.
У меня была бессонница, точнее я не могла уснуть. Больница ночью тонула в синеватом свете, в его переплескивании из коридора в палату выплывали мне навстречу соседние кровати, я приподнималась и смотрела в окно. Там тоже все было синим, может быть темно-синим. Спать в таком свете было невозможно и я стала внимательно смотреть в этот темно-синий переливающийся ночной заоконный свет. Внезапно в нем прорезалось белое пятно и скоро погасло, вероятно кого-то привезли по скорой. Чтобы занять свою синюю ночь я взяла блокнот и карандаш, мне захотелось нарисовать того, кому зажигали белое пятно. Я закрыла глаза, чтобы безболезненно перенестись туда и посмотреть кто он. В этом своем желании я оказалась далеко от палаты, темно-синее рассеялось и вокруг стало невероятно бело и холодно, на меня испуганно смотрело тонкое существо, потом повернулось и произнесло:
– Не надо меня рисовать, просто напишите. Вы ведь – не художник, зачем вам столько белого?
Я вскрикнула и проснулась. Вокруг было утро.
– Болит? – спросил мой врач.
– Нет, наверное. Не понимаю. Я карандаш уронила.
– Возьмите. Рисуете?
– Нет, я что-нибудь напишу, чтобы не скучать.
Ни одно объяснение не представлялось возможным. Целая вереница воспоминаний кружила голову. Откуда это взялось?
Пыльные стены палаты нависали, крутились и в без того больном сознании и невозможно было дать им какой-нибудь другой цвет. Не потому ли он оказался здесь, что потерял чувство цвета и тратил целые дни, чтобы восстановить тот привычный цветоносный мир вокруг себя. Все было тщетно. Сетчатка различала цвета, а сознание нет. В его сознании неповоротливый круг палитры замкнулся в один отвратительный серый цвет усеянный муравьями. Муравьи ползали повсюду. Шустрые, серые с мелкими крыльями. Хотя было давно известно, что муравьи вовсе и не серые – они черные, фиолетовые с разными зелеными оттенками и хитрецой в глазах.
Выскочив из подъезда, он надел солнечные очки и побежал было как обычно к остановке, чтобы не опаздывать, но отвратительная картина поразила и взбесила его. Создав круг, стая серых голубей со скорбным видом наблюдала, как ворона выгрызает куски из теплой шеи коричнево-белой голубки. Он не знал что делать. Потом схватил камень и стал бросать в эту отвратительную тварь, выкрикивая обрывки всех матерных слов, которые он смог вспомнить. Голуби разлетелись, остатки голубки валялись на куске асфальта, выделенного глупыми мышистыми старухами для прикорма голубей. Он заплакал, потому что не попал, он увидел тучу муравьев, которая отлетела от вороны и влетела к нему в уши. Он не пошёл на работу. Вечером жена вызвала доктора. Она позвонила их общему знакомому и тихо сказала:
