Я умею читать по губам. Этому «языку» я научился в детстве от двоюродных братьев, у которых были серьезные проблемы со слухом. Вот это здорово, думал я, когда мне было девять, если вы окажетесь поблизости от таких ребят, как мы, считайте, что все ваши секреты пропали. Через всю комнату, через весь коридор я настроюсь на вас, а вы об этом сроду не догадаетесь! Свое умение я держал в тайне и никогда никому не рассказывал, что любой слог, сорвавшийся с губ в сорока, а то и восьмидесяти ярдах от меня, становился моим достоянием. Ни одно слово, произнесенное тихо, не было достаточно тихим, чтобы я не мог разобрать его и посмеяться.
Вооруженный такой способностью, я частенько ходил в ресторан один, но всегда чувствовал себя, как будто обедаю в кругу семьи. Любой посетитель, на рот которого падал мой взгляд, становился моим братом или сестрой, отцом, матерью или пожилой незамужней тетушкой. Если же мне надоедало их «слушать», я мог просто перевести взгляд на вино или на бифштекс, разглядывать столовые приборы или любоваться люстрой.
Впрочем, в тот вечер, о котором пойдет речь, мне было, прямо скажем, не до люстры.
Я только успел сделать заказ, когда та семейка уселась за столик прямо напротив меня, так что, если бы я даже не успел прочитать какую-нибудь сладкую или ядовитую реплику по их губам, я все равно бы ее просто услышал. Красивые родители лет по сорок с чем-то и их двадцатилетний сын совершенно уж неземной красоты. Он был настолько прекрасен, что было ясно: всякий раз, когда он спускается на грешную землю, появляется женщина, страстно желающая заполучить его, но очень скоро разочаровывающаяся, или же мужчина, еще сильнее рвущийся завладеть им.
Грустно было наблюдать за мужчиной, его женой и этим эфирным созданием, их сыном. Они изучали меню так, как будто вся жизнь их была расписана на этих страничках, женщина – спокойно, а мужчина – с видом человека, получившего от судьбы сокрушительный удар. Во взглядах, которые он бросал на сына, не было упрека, только горечь. Сын был, по-видимому, единственный, женитьбы не будет, не будет детей, не будет внуков. В этот вечер за этим столом было покончено со всеми надеждами на этого ребенка, обожаемого, но совершенно не приспособленного к жизни. Отец был явно не из тех, кто мог бы ополчиться на судьбу и, прокляв, выгнать сына. Пучина его отчаяния была беспредельна. А он так мечтал о продолжении рода.
