…а также для тех родителей, которые в течение стольких лет шли на поводу бездарного релятивизма самозваных знатоков в области детского воспитания…
Официальное руководство по детскому воспитанию (Управление по изданию официальных документов, Великобритания)
С давних пор муниципальный общественный транспорт связывался в представлении членов правительства и большинства обычных граждан с ущемлением личной свободы. Многочисленные транспортные средства по два раза на день попадали в заторы в часы пик, и Стивен обнаружил, что от его квартиры до Уайтхолла быстрее добираться пешком, чем на такси. Стояли последние дни мая, не было еще и половины десятого утра, а температура уже подбиралась к тридцатиградусной отметке. Стивен шагал по направлению к Воксхоллскому мосту мимо двойных и тройных рядов загнанных в ловушку, нервно пульсирующих машин, в каждой из которых сидел одинокий водитель. На слух их стремление к свободе казалось скорее смиренным, чем необузданным. Окольцованные пальцы терпеливо барабанили по краю горячих металлических крыш, локти в белых рукавах высовывались из окон с опущенными стеклами. Многие водители читали прессу. Стивен быстро пробирался через толпу, через наслаивавшуюся друг на друга трескотню автомобильных приемников – рекламные песенки, бодрые выкрики диджеев, обрывки новостей, дорожные предупреждения. Водители, перед которыми не было газет, флегматично слушали радио. Равномерное движение плотной толпы пешеходов, должно быть, создавало для них иллюзию дрейфа в обратном направлении.
Натыкаясь на прохожих и лавируя, чтобы обогнуть впередиидущих, Стивен, как обычно, пусть почти бессознательно, был настороже, выискивая в толпе ребенка, девочку пяти лет. Это было больше чем привычка, потому что от обычной привычки можно избавиться. Это стало чертой характера, глубоко укоренившейся от многократного повторения. В сущности, это нельзя было назвать поиском, хотя когда-то поиск занимал все его существо, причем в течение длительного времени. Два года подряд, от которых почти ничего не осталось; теперь он чувствовал лишь тоску, сухой голод. Биологические часы, бесстрастные в своем неостановимом беге, продолжали отмечать, как растет его дочь, как расширяется и усложняется ее словарь, как крепнут ее силы, как более уверенными делаются ее движения. Часы, настойчивые, как удары сердца, упрямо придерживались нескончаемого условного наклонения: сейчас бы она уже рисовала, сейчас бы она начала читать, сейчас бы у нее выпал первый молочный зуб. Она была бы такой знакомой, такой будничной в своем присутствии. Порой казалось, что порождаемые воображением картины могут истончить эту условность, разрушить эту хрупкую, полупрозрачную завесу времени и случайности, тонкая паутина которой отделяла его от дочери: вот она вернулась домой из школы и очень устала, ее зуб лежит под подушкой, она оглядывается в поисках папы.