Было около семи вечера. Сьюзен то и дело вставала, подходила к входной двери и глядела сквозь стекло на железнодорожные пути внизу под холмом, на бегущие по ним поезда и поднимающиеся клубы паровозного дыма. Красные и зеленые огни отражались в ее больших карих глазах. В темноте ее пухлая рука казалась чернее самой ночи. Она сжимала губы и поминутно смотрела на часы.
– Часы старые, наверное спешат, – сказала она. – Жестянка, развалина.
– Никакая это не развалина, – возразила из угла Линда, небрежно перебирая своими черными руками пачку грампластинок. Выбрав одну, она придирчиво оглядела ее, поставила на патефон «Графанола» и завела музыку. – Может, все-таки присядешь и успокоишься, ма?
– У меня еще вполне здоровые ноги, – ответила Сьюзен. – Не такая уж я старуха.
– Да приедет он, приедет. А не приедет, так не приедет, – сказала Линда. – Ты не можешь заставить этот поезд ехать быстрее или давать ему всюду зеленый свет. Во сколько, он сказал, приедет?
– Сказал: поезд семь-пятнадцать, здесь стоит полчаса, потом – в Нью-Йорк, сказал, как приедет, сразу возьмет такси, сказал, чтобы не вздумали встречать его на вокзале.
– Вот оно что, ему стыдно, – усмехнулась Линда.
– Заткнись или отправляйся домой! – сказала Сьюзен дочери. – Он добрый человек. Я работала в их семье, когда он был еще совсем крошкой. Бывало, таскала его на плечах по городу. Нет, ему не стыдно!
– Так то было давно, пятнадцать лет назад; сейчас-то он взрослый.
– Но он же прислал мне свою книгу, так? – возмущенно вскричала Сьюзен.
Она протянула руку к обшарпанному креслу, взяла оттуда книгу, открыла ее и прочла надпись на титульном листе: «Моей дорогой няне Сьюзен с любовью от Ричарда Бордена». Она захлопнула книгу.
– Вот!
– Это ничего не значит, простая надпись, кто угодно может так написать.
– Ты слышала, что я тебе сказала.
– Да у него теперь сто тыщ долларов в год выходит, чего ему с тобой возиться, чего ему сюда заезжать?
– Да потому что я помню его мать с отцом, деда с бабкой, потому что я работала у них – тридцать лет я у них работала, – вот чего; что с того, что он писатель, он что, не может захотеть повидаться со мной, рассказать про свое житье-бытье?
– Не знаю, – Линда с сомнением покачала головой. – Не спрашивай меня.
– Он приедет поездом семь-пятнадцать, вот увидишь.
