Они ждали его у выхода. Он сидел, потягивая пиво, в маленьком баварском кафе с видом на горы, причем сидел там с полудня, а было уже полтретьего, обед затянулся, пиво – рекой, и по тому, как он держал голову, смеялся и поднимал очередную кружку с шапкой воздушной, как весенний ветерок, пены, было видно, что сегодня он просто в ударе, и двое, сидевшие с ним за одним столиком, старались от него не отставать, но все равно он их обскакал.
Время от времени ветер доносил их голоса, и тогда кучка людей, толпившихся на автомобильной стоянке, подавалась вперед, прислушиваясь. Что он сказал? А теперь что?
– Сказал просто, что все хорошо: снимают.
– Что? Кого?
– Дурак, фильм, фильм снимают.
– А это с ним кто, режиссер?
– Да. А второй, хмурый, – это продюсер.
– Не похож на продюсера.
– Еще бы! Он себе нос переделал.
– А сам? Правда, совсем как настоящий?
– До кончиков волос.
И все опять подались вперед, чтобы посмотреть на этих троих: того, что был не похож на продюсера, застенчивого режиссера, который непрестанно поглядывал на толпу и сутуло втягивал голову в плечи, закрывая глаза, и сидящего между ними человека в военной форме со свастикой на рукаве, чья красивая форменная фуражка лежала на столе рядом с едой, почти нетронутой, потому что человек этот говорил… нет, ораторствовал.
– Вылитый фюрер!
– Боже мой, как будто оказался в том времени. Прямо не верится, что сейчас семьдесят третий. Будто снова в тридцать четвертом, когда я увидел его в первый раз.
– Где?
– На митинге в Нюрнберге, на стадионе. Осень, м-да, мне тринадцать лет, и я член гитлер-югенда, стою среди ста тысяч солдат и юношей на этом огромном поле, вечер, факелы еще не зажгли. Столько оркестров, столько флагов, столько горячих сердец, да-да, поверьте, я слышал, как колотятся сто тысяч сердец, мы все были влюблены в него, он спустился к нам прямо с неба. Он был послан богами, мы знали, и время ожиданий прошло, отныне мы могли действовать, с ним для нас не было ничего невозможного.
– Интересно, как чувствует себя этот актер в его роли?
– Тсс, он тебя слышит. Смотри, машет рукой. Помаши ему тоже.
– Помолчите, – вмешался еще кто-то. – Они опять о чем-то говорят. Я хочу послушать…
Толпа замолкла. Мужчины и женщины прислушались к ласковому весеннему ветру, доносившему слова из-за столика в кафе.
