Варвара еще выискивала наилучшую кандидатуру, как вдруг…
– Я хочу!
Все оглянулись на вскочившую с моей руки Клару.
Потрясенная собственной дерзостью, она конфузливо топталась у всех на виду, сжавшееся тельце исходило пупырышками, а главную девичью драгоценность прикрывали белые от напряжения ладони. Прикрывали от меня. Боже ж мой, опять. После всего, что творилось буквально только что, после разговоров глазами и телами – настолько откровенных, что в прошлые века в конце прозвучало бы «Теперь я должен на ней жениться»…
Расположившаяся на моих ногах Варвара осведомилась с видом бывалого перестраховщика:
– Ты серьезно?
Еще бы. В это не верилось никому. Самой Кларе, видимо, тоже не верилось. Поспешно выпихнутое «да» попыталось развеять свои и чужие сомнения. Мысли и тело поплыли, и, механически переставляя ноги, царевна выдвинулась на позицию.
Варвара приподнялась на коленях, и ее лицо оказалось вровень с лицом вставшей рядом миниатюрной практикантки. Никто бы не сказал, что они учились на одном потоке, а в преподавательницы более рослая и ненамного перегнавшая возрастом соученица произвела себя самостоятельно и совсем недавно. Разницу в сложении и мировоззрении подчеркивали выпиравшие особенности: одни – мило маленькие, упругие, доверчиво выставленные – застенчиво ежились под привлеченным вниманием, другие нагло попирали пространство и замахивались на время, не желая терять его в одиночестве. На те и другие со всей гаммой чувств, от флегматичной отрешенности до восторженного любопытства, многоглазо косились такие же элементы организмов прочих царевен. И чем больше размер, тем грустнее был взор, опускавшийся все ниже и ниже.
А я смотрел глазами. И не мог оторваться. Так жертва безропотно глядит на палача, даже превосходя его в силе. Палач не воспринимается как человек, которого можно побить и от которого сбежать, он – рука судьбы, финальная черта, к которой привела жизнь. За чертой – небытие, страшное и сладкое, которое манит, но одновременно намекает: за точкой невозврата станешь другим, и прошлого не вернешь.
Жаль, что понимание этого приходит только к переступившим черту.
