Варкалось.
Почему-то именно эту мысль мозг выбрал первой для самоинициации.
Ощущение безвременья и вечного покоя сменились на чувство
жестокого, упругого матраса и скатанного валика под головой.
- Вообще-то, все довольно просто, - ворчливо произнес внутренний
голос, - варкалось, в данном случае, подсознательная отсылочка.
Он был слишком ошеломлен чтобы спорить.
- Или кодовое слово, - задумчиво продолжал голос, - запускающее
процесс интеграции нейросимбионта и отделов головного мозга
носителя, ну или как бы это назвали нейробиологи - не силен!
Веришь-ли, куковал часов девять в этой юной черепушке, думал
рехнусь уже, начал стихи читать, что бы не было так страшно.
- Что за треш, - вяло подумал он, - диалог слепого с глухим.
- Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове, - снисходительно продекларировал голос, -
Алиса в стране чудес, неуч. Твоя Алиска, кстати, уже
подрастает в гермашке.
Он все равно ничего не понимал и было от этого тревожно и
страшно.
- Ладно, студент, просто побудь пингвином, то есть, улыбайся и
маши руками, - скомандовал голос и он послушался. Да, постойте, его
ли это руки! В предрассветном сумраке худые и мелкие ручонки
задвигалась, поочередно расстопырив пальцы и с ужасом, поднимающим
всю небогатую растительность на теле дыбом, он понял - не его.
Ога, - сказал голос, - в окно теперь выгляни юннат и оцени
размера песца.
Огорошенно он поднялся с жесткого (да что за фигня, конским
волосом его что ли набивают) матраса и поднырнул за громадную
портьеру, не успев даже удивиться узкому, деревянному, выбелянному
подоконнику .
- Чувствуешь, да, себя натурщиком для картины Репина "Приплыли"
- прокомментировал ехидно голос.
В лучах бледного рассвета, лежала широкая улица с единственной
трамвайной линией замощенной булыжником, рядом тускло горевших
фонарей на тротуарах по бокам проспекта, выложенных плиткой.
Напротив него возвышался светло-желтый особняк с широким балконом
на третьем этаже, нависавшим над парадным входом. Правее него дом
стоял в строительных лесах, блестела лента реки, которую пересекал
мост, знаменитый, и такой узнаваемый - с коняшами, тянущий за собой
длиный шлейф из баек, анекдотов и фольклора.
- Боже мой, я в Питере, - выдохнул он изумленно, - в Питере 1877
года и в Аничковом дворце.