Пролог
Из ненаписанного дневника царицы
Устиньи Алексеевны Заболоцкой.
Завтра я умру.
Позади остались три дня моих мучений.
Впереди еще одна ночь.
Самая длинная.
Самая долгая.
Самая страшная и черная ночь моей
жизни.
Впрочем, черная она не просто так.
Последнюю ночь я провожу в каменном мешке. Подвальное сырое
помещение, в котором нет даже окошка. Каменный пол, охапка соломы…
отсюда ушли даже крысы. Умные животные, понимают, что здесь им нет
пищи, нет поживы. Эти узилища редко используются. И – ненадолго.
Даже если простужусь, завтра все поправит костер.
Костер, да…
Наверное, это будет больно. Или
нет?
Я не знаю. Я многое успела прочитать,
многое узнала. Я знаю, что надо будет дышать дымом, чтобы скорее
умереть. Но смогу ли я?
И будет ли это считаться грехом
самоубийства?
Не знаю…
Ни лучика, ни звездочки. Чернота,
которую скорее подчеркивает, чем рассеивает слабое свечение в конце
коридора. Там единственный охранник. Да и зачем больше?
Каменный мешок, тяжелая железная
решетка…
Что я могу с ней сделать? А если бы и
сделала, куда бежать?
Пустота и чернота вокруг, пустота и
чернота в душе. Ничего у меня нет, ничего не осталось.
Позади – суд.
Суд, на котором и судьей, и
председателем, и присяжными сразу – всем является мой муж. Его
величество, его императорское величество, император Россы. Уже не
царь, как повелось от Государя Сокола, уже император.
Кто осмелится сказать хоть слово
против?
Кто рискнет опротестовать его
решение?
Обвинитель – его самый близкий и
лучший друг. Друг, который всю жизнь… да, вот уже больше двадцати
лет меня и любит – и ненавидит. Сейчас уже, наверное, просто
ненавидит.
Обвинение – измена императору.
Смешно.
Какая может быть измена, если он сам
развелся со мной? Сам отослал в монастырь? Солдат прислал, чтобы те
стояли под стенами, стерегли меня… даже смешно. Больше десяти лет
уже я не государыня, а просто инокиня. Просто скромная сестра
Устинья. Имя – единственное, что мне осталось. Упросила матушку при
постриге оставить.
Не могу я от мирского отказаться, или
мир от меня не отказывается… имя – единственное, что у меня есть от
той счастливой жизни.
Маменька меня Устенькой называла,
когда ласкова была.
И – ОН.
Единственный раз в жизни… всего-то
минута счастья и была, один поцелуй, а помнится. Как сейчас –
помнится. И серые глаза рядом с моими, и улыбка – неверная,
счастливая, и теплые губы на моих губах.
