Чёрные тучи давно поглотили и месяц, и звёзды, и мне казалось, что они уже готовятся спуститься и окутать нас своим траурным покрывалом. Мерзко здесь, и место, и погода – не для прогулок. Сквозь густую, вязкую ночную тьму проступают тёмные силуэты искорёженных, гнущихся под натиском ветра деревьев. Тут и там слышится треск веток, неугомонный ветер завывает, навевая тоску. Сейчас бы сидеть дома у окна с чашкой чая или бокалом чего покрепче. И свечи зажечь, чтобы стало уютнее.
Размякшая земля противно чавкала под ногами. Бледный луч фонарика медленно полз по мокрой, местами прибитой долгим ночным дождём траве. Герберт поднял фонарик повыше, слабый свет упал на нашу дорогу – непролазную грязь впереди.
Мои распущенные волосы уже наверняка слиплись в разной толщины сосульки, футболка и джинсы промокли насквозь. Даже представлять не хочу, как выгляжу после пары часов блуждания по лесу в такую погоду.
Муж мог бы и предупредить, что именно нас ждёт. Я бы, по крайней мере, к этому подготовилась. Капюшон ветровки под таким дождём не помог бы, да и зонт недолго бы продержался, но я могла хоть собрать волосы в какую-нибудь дульку на макушке. Выглядела бы, правда, как какая-нибудь засушенная старая дева позапрошлого века, но всё же лучше, чем сейчас.
– Герберт, подожди!
Я сняла безнадёжно испорченные кроссовки и швырнула их под первое попавшееся дерево – кривое, сухое, казавшееся безжизненным.
Пожалеть об этом пришлось почти сразу: ноги облепила густая, тягучая грязь.
– Хорошо, что ты не можешь замёрзнуть, звёздочка, – сказал муж. – Потерпи, скоро будем дома.
– Почему Лиля не с нами? – спросила я, не скрывая раздражения.
Бывшая жена Герберта, судья Лилиана, а для меня – одна из лучших подруг, Лиля – обычно первой рвалась исполнять приказы великого Грарга. Но в последнее время она откровенно игнорирует все дела тёмного ордена.
– Имеет право расслабиться, – напомнил любимый. – С её-то заслугами перед Граргом.
– Можешь, наконец, объяснить, зачем мы тут лазим? – уже в который раз повторила я
