– Бей нелюдь, бояре!
Подняв голову от стола – в который
только что лбом вошел, хорошо не в салат упал, я попытался
сфокусировать взгляд. Легкая муть перед взором спадала, картинка
все больше обретала четкость. Людей вокруг неожиданно много – в
декорациях постепенно переходящего в пир горой светского раута. При
этом поддержала недавний громкий призыв совсем небольшая группа
гостей, хотя эхо нестройного крика все же заметалось под высокими
сводами дворцового зала.
Так, а где я и что вообще здесь
происходит?
Призывал бить нелюдь невысокий полный
мужчина во фраке с белой бабочкой и перекинутой через плечо голубой
орденской лентой. Когда наши взгляды встретились, он приветственно
улыбнулся, приподнимая бокал.
Неприятная улыбка, подхалимская. Да и
в целом очень странный тип. Один из немногих гостей в
«партикулярном платье», сиречь в гражданском костюме. Такой
архаичный выверт в мыслях у меня невольно получился, очень уж
антураж соответствует. Начало двадцатого века, не позже, хотя
некоторые детали из образов сильно выбиваются – как на сто лет
вперед, так и на пару сотен лет назад.
Вот поодаль, например, среди золота
эполет и яркого разноцветья парадных мундиров выделяется группа
людей в красных, как кремлевская стена, расшитых серебром кафтанах.
Они были бы похожи на московских стрельцов, если бы не оружие в
деревянной кобуре-прикладе у каждого на поясе. Знаменитый маузер,
который органично смотрелся бы в образе красных комиссаров в
кожаных куртках, но никак не у персонажей, словно сошедших с
исторических репродукций.
Похоже, это и есть те самые бояре,
которых недавно боевой гражданин во фраке так громко призывал бить
нелюдь. Правда, странные люди в кафтанах на обращенный к ним тост
внимание почти не обратили, а один из них и вовсе склонился над
небольшим планшетом – явно работая с ним, касаясь пальцами
экрана.
Между тем напитки вновь полились в
застучавшие о столешницу кубки и бокалы. Отведя от группы бояр
взгляд, я тоже взял свой… и вот это оказалось проблемой. Нет, не в
том проблема, что я сижу пьяный в околонулевом состоянии во главе
огромного стола. Проблема в том, что я нахожусь в теле как
наблюдатель, оно мне никак не подчиняется. И осознал я себя здесь
только что – ровно в тот момент, когда это самое нализавшееся как
свинья тело лбом в столешницу ударилось.
