— Почему ей плохо? — тихо спросил призрак, хватаясь рукой за
голову. — Что значит, что ее ничего не спасет?
О, кажется, у Каллисто красного свечения в глазах поубавилось.
Впрочем, мне могло показаться: глаза начали слезиться, да и голова
кружилась.
— Все хорошо, милый, она трудно принимает магию, — и почему я
выдрала ей клок волос, а не поганый язык?
— Каллисто, магию в твою грешную нежизнь, очнись уже! — рявкнул
Двен. — Подумай, кому ты служишь! Сейчас умирает невеста твоего
господина.
— С ней будет все в порядке, — заверяла Аделия. — Я же
обещала.
— С ней уже ничего в порядке не будет, присмотрись, Каллисто! —
рявкнул Двен, а я поняла, что мне нужно что-то делать.
Ну, например, показать, что мне плохо и рухнуть на пол. Ай,
больно! Неужели нельзя было сделать здесь какой-нибудь паркет,
чтобы об него не разбивать коленки и локти?! Или коврик положить...
Я совершенно неподвижно лежала на холодном полу, искренне надеясь,
что такого жирного намека достаточно, чтобы до призрака дошло — я
тут помираю, а его бессовестно обманывают.
Хватило.
Магические цепи, обвивающие Двена, чуть ослабли. И Двен этот
момент не упустил — разрушил их окончательно, а после... рванул в
сторону Аделии! Совершенно бесцеремонно дернул ее за волосы,
заставив вытянуть шею, и содрал цепочку с кулоном. Побрякушка,
мигнув в последний раз, скрылась в кулаке Двена. И осыпалась
цветным порошком на пола. Ничего себе силушка!
Призрак рядом завыл, а вокруг Аделии обвились цепи. Кажется, не
зря я пожертвовала коленками и локтями.
— Телепортируй Дитриха! — скомандовал Двен.
— Сей-час, с-с-сейчас, — невнятно бормотал призрак, продолжая
держаться за голову.
Надо было вставать, раз уж Каллисто пришел в себя. Вот только...
сил встать почему-то не было. Даже вдох давался с трудом, глаза
закрывались. А когда меня бесцеремонно перевернули на спину, я едва
смогла приоткрыть глаза. Двен? А чего он паникует-то так? Такой
взрослый мужчина, а губы дрожат. Все же вроде бы хорошо — Каллисто
пришел в себя, позвал Дитриха, магические цепи теперь на Аделии, а
не на Двене, так почему?..
Додумать я не успела, потому что резкий жар в груди заставил
меня судорожно сжаться и вцепиться в собственную шею, которую
буквально раздирало от боли. Только не говорите мне, что я
собралась умирать на глазах Двена. И не только на его. Передо мной
мелькнула длинная серебристая прядь — и возникло лицо Дитриха. Он
не паниковал, но выражение такое, словно собирался кого-то убить.
Определенно не меня, я тут, кажется, сама помру, без всякой
дополнительной помощи.