***
—
Настоящий зверолюд, говоришь?
Я
стоял у решётки шестой камеры, где на холодном каменном полу лежало
существо, будто вынутое из самого пекла. Его некогда роскошный
чёрно-бардовый плащ превратился в лохмотья, испачканные кровью и
грязью. Существо с трудом дышало, свернувшись в калачик у дальней
стены камеры. Глухие стоны и редкие всхлипы сливались с тишиной
подземного блока, лишь усиливая ощущение полной
безысходности.
Я
бы не обратил внимания на очередного обитателя, погружённого в свои
страдания, если бы не его особенности. Серый хвост, напоминающий
кошачий, медленно шевелился, выдавая признаки жизни, а из спутанных
серых волос торчали пушистые уши. Их острые кончики едва заметно
дрожали, словно пытались уловить каждый звук в темнице. Нелюди
редко забредали в наш провинциальный городок, и если уж так
случалось, они появлялись окружённые охраной, надменные и
торопливые, словно боялись заразиться чем-то от местных. А тут этот
хвостатый валяется на полу в полицейском участке, заняв место того
сброда, который обычно развлекает меня долгими, скучными
ночами.
—
Полулюд, если быть точным, — поправил меня коллега, протягивая
тонкую папку с делом этого «узника». Его голос звучал на удивление
спокойно, будто он рассказывал об обычном происшествии. — Но
звериных черт в нём куда больше, чем кажется на первый
взгляд.
—
Ого… — выдохнул я, перелистывая страницы дела.
Бумаги были вымараны грязными отпечатками
пальцев, что меня уже давно перестало удивлять. Работая в имперской
полиции уже почти три года, я научился быстро разбирать эти отчёты,
как опытный следопыт, выискивающий в старых записях самое важное.
Имя этого хвостатого неизвестно, но список его «подвигов» за
сегодняшний вечер был обширен. Начинался он с попытки изнасилования
и драки со случайными прохожими, а заканчивался нападением на
сотрудников полиции при попытке задержания. Странно, что его не
прикончили на месте – в отчёте прямо значился пострадавший
полицейский, а за такое у нас обычно расправляются быстро и без
лишних вопросов, хотя это не совсем законно.
—
Да, в нём полно звериного дерьма, — мрачно усмехнулся я, отрывая
взгляд от папки и вновь оглядывая тело в камере.
Её
влажные стены казались ещё более угрюмыми под тусклым светом
масляной лампы, едва освещавшей это жалкое создание.