1. 1. Явление Царя народу
— Эй, собрала своё шмотьё и свалила отсюда, тут я всегда сижу, — ударил по ушам визгливый неприятный голос.
Я подняла глаза от учебника. Незнакомая девушка смотрела на меня, зло прищурив глаза. Ничего хорошего от такой ждать не приходилось — стервозная вылизанная внешность говорила сама за себя, как и её презрительный тон. Кукольная инста—девочка с блестящей волной темных волос и таким ярким макияжем, какой я бы себе даже на выпускной не стала делать. Постеснялась бы.
В аудиторию кроме неё впорхнули ещё несколько незнакомых девушек, но уже попроще, а потом вошли, покачивая модными хаерами, трое парней. Занятно, и как же их всех, таких красивых, занесло сюда — на нашу скромную и не сильно интересную пару по теоретической грамматике?
Пока я терялась в догадках, незнакомка уже начала психовать.
— Эй, моль, ты глухая? Вали, говорю.
Мне очень нравилась эта парта у окна. Там было светло и можно было, когда я справлялась с заданиями раньше всех, смотреть на улицу, где курили и смеялись старшекурсники.
Но ещё больше мне нравился мой душевный покой. Даже больше, чем место у окна. Так что я молча сгребла свои вещи и пересела. Через пять минут ко мне присоединилась Ленка, какая—то чересчур возбужденная.
— Что это за делегация? — шепотом спросила я.
— Ты че, не знаешь? — презрительно фыркнула она. — Это же регионоведы.
— Откуда они?
— Да тоже с нашего иняза. У нас с ними совместная пара.
— Они тоже первокурсники? — я с сомнением оглядела уверенных и явно хорошо знакомых друг с другом ребят.
— С дуба рухнула? — закатила глаза Ленка, которая знала всех и вся, даром что только пару недель тут училась. — Они на третьем. Да блин, ты вообще что ли ничего, кроме учебников, не видишь? Эта же та сама группа, в которой…
Я отвлеклась, машинально повернувшись на звук открывающейся двери, и замерла. Меня словно с ног до головы окатило горячей волной. В аудиторию вошел самый потрясающий парень, которого я когда—либо в жизни видела. Высокий, хорошо сложенный, с небрежной усмешкой на красиво очерченных губах. У него были очень правильные черты лица, словно у Давида работы Микеланджело, и только ямочка на подбородке разрушала идеальность, делая его, как ни странно, еще более притягательным. Потому что мраморная статуя вызывала только вежливое холодное восхищение, а этот парень будил во мне что—то темное, горячее, от чего становилось одновременно и стыдно, и хорошо.
