Родителям посвящается
Вероятность того, что этот приветливый февральский день станет для Федора очередным лучшим днем его жизни, была велика: Василий, лежа на боку и вытянувшись во всю длину, отдыхал на деревянном подоконнике в комнате Марии. Подставив белое мохнатое брюхо солнечным лучам, он не проявлял никакого желания покинуть это место, без сомнения сказочно уютное.
Сам Федор жил в небольшом доме напротив, стоявшем посреди двора и окруженном пятиэтажными зданиями. Его маленькая квартира находилась прямо под козырьком крыши, рядом с отверстием в стене, из которого днем и ночью струился теплый воздух. Он был счастлив, что смог обосноваться здесь сразу после того, как мать намекнула ему на обустройство личной жизни.
Это было позапрошлым летом. И хотя Федор многому у матери научился, он все же имел очень смутное представление о личной жизни. Из сказанного родительницей где-то, но очень увесисто, отложились три правила, настойчиво пытающиеся определить личную жизнь:
Правило 1-е: При добыче пищи и при выборе матери твоих детей правил нет!
Правило 2-е: Избегай случаев стать предметом выбора пищи!
Правило 3-е: Ладь со всеми, и умный уступает первым!
Он пытался придерживаться этих правил. Но 1-го пока только наполовину. А 3-е в голове не укладывалось с двумя предыдущими.
Мать своих будущих детей Федор еще не встретил. А если, особенно в определенное время года, в поле зрения и появлялись возможные претендентки на эту роль, то среди них он пока не увидел ту единственную, о которой мечтал. Ту, чей образ привел бы сердце в неутихающий, радостный и одурманивающий трепет.
Именно таким должно было быть, по его мнению, то чувство, которое стало бы главным в личной жизни, если верить фотографиям и афишам кинотеатра на соседней улице. Правда, в жизни примеров тому не встречал, а может быть, просто не замечал.
Обустраивать личную жизнь мешал к тому же внутренний голос, непонятно откуда взявшийся и регулярно рассуждающий о том, что жизнь не может состоять только из добычи пищи, размножения и избегания опасных для нее ситуаций. Этот голос иногда вырывался наружу и заставлял окружающих смотреть то снисходительно, то с сочувствием, интересом, осторожностью, а то и, что очень редко случалось, с завистью.