Тьма.
Беспросветная. Бескрайняя.
Вязкая.
Она захватила меня в свои
объятья, словно опытнейшая любовница, и тащит за собой — в глубины,
где надежды сменяются отчаяньем, а затуманенный, лишенный воли
разум окончательно угасает. Я знаю, что мне не хочется туда, хотя и
не могу сказать, почему. Наверное, я смог бы объяснить — если бы
находился сейчас в другом месте и в другое время. Здесь же, в этом
тягучем черном мареве, я вынужден плыть по течению.
Как и другие.
Я, скорее, чувствую их, чем
вижу — ощущаю по бокам объемные тени, которых, как и меня, влечет
вперед бесконечной бесцветной волной. Мое сознание продолжает
мутнеть. Оно потихоньку растворяется в этой тьме подобно куску
сахара, брошенного в чашку горячего чая. Где-то в глубине моего
стирающегося я мечутся, словно загнанные в угол,
обрывочные образы моего прошлого. Мгновения радости и сожалений.
Чувства — как те, которыми я всецело делился с окружающими, так и
те, что я до последнего хранил в себе, не решаясь выставить на
всеобщее обозрение. И, конечно же, слова. Как сказанные — иногда к
месту, иногда невпопад, — так и те, что вместе с частью чувств так
и не были произнесены.
За последние обиднее всего.
Наверное, обладай я сейчас физическими глазами, я бы заплакал —
даже понимая, что уже ничего не изменить. Как никогда хочется
крепко-крепко зажмуриться, чтобы потом распахнуть глаза и с
облегчением убедиться, что это всего лишь до жути пугающий сон. К
сожалению, даже с почти что отключенным сознанием я знаю, что это
не так. Назад дороги нет.
В этот момент в окружающем
пространстве что-то меняется. Вспыхивают на периферии зрения
багровые сполохи, вспарывая темное полотнище своими искрящимися
когтями. Ткань здешней реальности содрогается, трясется в каком-то
внезапном припадке. И все же я продолжаю движение. Все мы
продолжаем движение...
Или нет?..
Что-то заставляет меня
дернуться в сторону, изогнуться своим эфемерным телом. Я убеждаюсь,
что мне не кажется — одна из теней, подсвеченная золотистым
ореолом, теперь движется (возможно, против своей воли) в сторону
багровых вспышек. Чей-то голос — голос, который я не слышу, но
ощущаю — начинает убеждать меня, чтобы я не обращал внимания на эту
тень, что у нее свой путь, у меня свой. В этом голосе звучит
непререкаемый авторитет... Почти что непререкаемый.
