Металлический стол подо мной жалил и кусал холодом, к вони
каких-то сладких трав примешивались запахи плесени, мочи и гнили,
ужасно чесалось тело. Так сильно, что пальцы на руках и ногах
невольно скрючивались, будто эти лихорадочные движения могли хоть
немного унять зуд. Низкий, темный потолок, изъеденный трещинами,
сколами, желтыми разводами, давил чугунной плитой. Мне отчаянно
хотелось верить, что он – не последнее, что я увижу в этой жизни,
но… Но все говорило об обратном. Было страшно…
Нет. По-настоящему жутко. Настолько, что меня трясло. Трясло,
несмотря на впивающиеся в кожу ремни, на стягивающие руки и ноги
веревки, на тугой обод крепко прижимающий голову к столу.
По испещренным надписями, неровным, потрескавшимся стенам
метались лихорадочные отсветы и блики от многочисленных свечей,
единственная галогеновая лампа, небрежно брошенная в дальнем углу,
не разгоняла, а лишь притягивала темноту, наводила еще больший
ужас. Каждый шорох и отзвук новой иглой страха впивался в мозг.
Колотилось сердце, сдавливало горло, холодный пот струился по
вискам и позвоночнику.
Я плакала. В первые секунды, минуты, часы после того, как
очнулась здесь, кричала, орала, пробовала дергаться, освободиться,
а теперь… Теперь просто плакала, без всхлипов, криков, стонов.
Просто слезы… текли сами…
Очень хотелось пить, но воды она мне не давала. Ни она, ни те,
кто притащил меня сюда. Эти парни вообще не появлялись, будто
испарились. Только она – восковая, ненастоящая азиатка. То ли
китаянка, то ли японка, то ли кореянка. Выбеленное лицо, алые губы,
глаза, будто черные вишни. Она даже двигалась будто кукла, будто
каждое движение давалось ей с невероятным усилием, через боль.
Широкий рот то скалился в подобии жуткой улыбки, то кривился от
отвращения и злости. Она что-то бормотала себе под нос на своем
птичьем, шелестящем языке. Готовила меня к чему-то… Широкой кистью,
черной краской изрисовала все мое тело. Руки, ноги, грудь, живот,
даже бедра. От краски тоже воняло, она жгла, словно разъедала кожу,
словно вгрызалась в плоть, отрывая целые куски.
Не знаю, не уверена, сколько времени я здесь провела. Есть тоже
хотелось. Но мне всегда хотелось есть, я всегда была голодной. А
сегодня, или вчера, я к тому же не успела в столовую. Меня поймали
за углом школы, трое здоровых ублюдков. Просто схватили и засунули
в машину, зажали нос, заставляя открыть рот, затолкали какую-то
таблетку.
