Боль в сердце и шее, острая, как при вырывании ногтей, быстро
привела меня в чувство, сфокусировала взгляд на настоящем,
заставила уши улавливать каждый шорох.
Странно было ощущать жизнь после того, как в сердце образовалась
глубокая дыра, а голова отлетела подальше от плеч. Меня не
встретила пустота, а отчетливые крики агонии, паники, мольбы о
спасении; далекие, но столь знакомые.
Я видел перед собой, как сквозь щели в завале проглядывали
пылающие постройки. Чувствовал, как першит горло от проглоченной
пыли, как пальцы судорожно трясутся, а ноги подрагивают от
фантомной боли. Или не боли, а импульса, что встретил меня на
закате жизни.
По правде говоря, все эти чувства были результатом моей
собственной ошибки. Я вступил в бой, забыв, что враг слишком
ничтожен для его проведения. Лучше бы я не пытался вновь покалечить
ведьмака, а разорвал бы его на части и вплавил в колонну, так же
как его вампирского подручного – высшего вампира.
Я самоутвердился, дорого заплатив за это. Подавился могуществом
и, пока откашливался, пропустил простенькую иллюзию. Так меня
убили. Переиграли на собственной доске. Оставили в дураках.
Но раз я чувствую тело, воспринимаю течение энергии по нему,
бурлящую ненависть по венам и обжигающую ярость в душе, значит, я
встану на ноги. И, убрав деревянную балку, сдерживающую это
желание, я попытался подняться. Опираясь на мусор, царапая кожу, я
прилагал титанические усилия к простым действиям. Чем сильнее я
жаждал возвращения контроля над ситуацией, тем быстрее вставал и
приходил в себя, очухиваясь от звенящего гула в ушах.
В голове чертова дыра, это тело не моё, оно стерильно, как у
младенца. Магия, она же Сила, присутствует. Но остатков инородной
души или иных воспоминаний в мерзко пахнущих мозгах, – нет. Этого
мальца опустошили мощными чарами. Судя по дрожащим рукам и
трясущимся ногам, над ним хорошо поработали. Не чародеи, те бы
оставили видимые магическим зрением следы. Ведьмы? Они могут
вырвать из человека душу; не все, но их способности нечетко
классифицируются. Не удивительно, что от вырывания души все
конечности тряслись в истерике.
— Что ж, — выразил свои эмоции незнакомым голосом, слишком
мягким, слишком детским. — Памяти нет, знаний нет, осуществления
мечты нет.
До того как моё сердце пронзил меч, оно ликовало. Каждый раз,
когда я думал, как щедро награжу верных и как жестоко буду карать
провинившихся. Что я говорил Цири? Медом, сладкой патокой для моей
души станут возносимые целыми поколениями молитвы ко мне и за меня.
За мою милость и мою ласку. Целые поколения, целые миры. Все будут
молиться за то, что Всевышний, то есть я, дал им воздух, избавил от
голода, огня, войны и гнева Вильгефорца, то есть меня же.