Дед уже третьи сутки отхаркивал черную слизь прямо на постель.
Мы с мамой и папой хоть и жили давно в городе, но про деда никогда не забывали. Раз в три месяца старались приезжать на выходные, а в новогодние каникулы, пять из десяти дней, проводили у него в селе. Моего деда зовут Вениамин Евгеньевич. В Российской современности такое имя, и подобные этому Аристарх, Порфирий, уже сложно встретить, в городе так точно. По этой причине и по причине моего слабого интеллектуального развития к пяти годам (да я не всегда был умен и гениален) я называл деда первое время Вина Мин, и даже долгое время говорил ему, что он китаец. Было всегда приятно и весело вспоминать свои догадки уже в зрелом возрасте, все обычно дружно смеялись, а дед улыбался так широко и открыто, что морщины на его постарелом лице расправлялись, как гофрированные шторы в моем доме.
Но уже довольно продолжительное время он не мог так откровенно хохотать, даже дышать ему было сложно. Первые признаки ухудшения общего самочувствия начались сразу после смерти бабушки. К депрессии, связанной с утратой «души моей», как называл её дед, добавились резкие боли в груди, общее повышение утомляемости, а также резко атаковавшая его старость. Мы естественно поддерживали его, как могли, несколько раз предлагали переехать к нам в город, но он горделиво отказывался, продолжая «со скрипом» в коленях и свистом в легких хозяйствовать у себя во дворе и доме. Буквально через несколько месяцев после смерти бабушки, он продал корову, отдал соседке безвозмездно три козы, договорившись на то, что она будет предоставлять ему каждый день по литру молока из-под козы в период ее лактации. Оставил он только кур. Как он говорил, что «без яиц мужик – не мужик, даже если ему 72 года». Видимо возраст на чувство юмора влияет слабо.
Примерно через год, как раз после годовщины смерти, ему опять вдруг поплохело: дед даже во сне уже свистел, как ветер между сосен. Выход во двор, чтобы накормить «Дружка», стал пыткой. Апогеем происходящего стал странный кашель, природу которого сразу понять было сложно. Черная мокрота вперемешку с зеленой слизью выглядела страшно, но по крайней мере освобождение от этой субстанции позволяло ему вдыхать необходимые объемы кислорода в легкие. В тот день как раз все были дома в деревне: мама, папа, я и тётя Галя, папина родная сестра и, соответственно, родная дочь деда, а также вся родня, речь о которой пойдет чуть ниже. К слову, нужно заметить, что Галю дед особо никогда её не любил, а бабушка принимала такой, какая она есть: со всеми её выкрутасами.
