– Ну же, Дюха, ты где? – раздраженно спросил Зяма.
Его звонок застал меня в троллейбусе, а это не лучшее место для разговоров.
Бабушки, традиционно составляющие у нас основу трамвайно-троллейбусного народонаселения, встрепенулись и уставились на меня в трогательной надежде, что я развею их вековую скуку. Одна старушка, божий одуванчик, даже шапочку набок сдвинула, освобождая ухо – позаботилась о лучшей слышимости. Шапочка на ней была летняя, вязанная крючком, такого насыщенного красного цвета, что, если бы не дырочки, бабушкина голова была бы неотличима от гигантского томата. Огненно-красные помидоры, кстати, ехали с ней в ведре. Я подивилась тому, как удачно бабуля подобрала аксессуары. Зяма бы оценил.
Ой, Зяма! Сердитое сопение в трубке напомнило мне, что братец ждет ответа, и, глядя на красную шапочку, я вполголоса ответила:
– Следую через темный лес…
– Кругом злые волки? – сам догадался Зяма. – Понял, не расспрашиваю, просто скажи, ты скоро?
– Пять минут, пять минут! Это много или мало? – напела я вместо ответа.
– Хорошая девка! – громко одобрила меня с моим классическим репертуаром та старушка, которая Красная Шапочка, Бабушка и Волк в одном лице.
Ну, вот! Я все-таки привлекла внимание аудитории. Сейчас придется драпать.
– И шо в ей хорошего? – ожидаемо включилась другая бабушка – толстая, в ситцевом халате и с палкой-клюкой. – Юбка еле-еле срам прикрывает!
– И волосы у нее зеленые! Шалава крашеная! – поддакнула предпенсионного возраста особа в лосинах и просторной футболке с чужого крутого плеча.
Вроде еще не старая, а уже с проблемным зрением – не разглядела, что зеленая у меня всего одна прядь. Зямка поутру специальным мелком намазал – для пущей гармонии с салатовой блузкой. Художник, блин. Он эстетствует, а я тут получаю… неблагоприятные рецензии маститых критиков.
В короткую юбку, к слову, меня тоже Зяма одел. Сказал – блузка слишком строгая, надо сбалансировать верх и низ. Сбалансировал! Молодые мужчины весь день полировали мои нижние конечности неотрывными взглядами, зато старые бабушки сейчас заплюют их ядом.
– А ноги у девки красивые! – перебил старушечье ворчание мужской голос: в дискуссию отважно вступил седобородый дедуля с авоськой картошки.
Бабульки, как заржавленные зенитные орудия, со скрипом и скрежетом развернулись на звук.
