Она была журналисткой, я – режиссером. Вместе делали передачи, разъезжая по заводам, фабрикам, колхозам области, – и теперь очень жалею, что в своих дневниках нашла о ней только одну запись, хотя было с ней интересно, ибо она из тех, кого могла бы и теперь назвать подругой.
«Ездили с Аниной на юг области в передовой колхоз отбирать самодеятельность для передачи. Интересным оказался хор… да нет, не хор, а октет своими песнями – смесь украинского и русского. Когда бабульки пели, то нам не все слова были понятны и Анина шепнула: „Может, не надо их брать? Ведь почти не разобрать – о чём они?..“ Но я всё же отобрала шесть песен, убедив её, что в общем-то не так важны слова, как напевность, сами женщины, их лица, пестрые наряды. После обильного деревенского угощения, уже затемно, отвозили нас в город к поезду на санях, укутав шубами, – было морозно. Над нами висела огромная луна в широком желтом ореоле, лошадь покорно тянула сани, под её копытами хрумкал снег уже в нескольких метрах от саней смешиваясь с темно-синей ночью. Ехать полем, полулёжа в санях было не только диковато, но удивительно отрадно и, может быть, потому, что ниточкой тянулось совсем недавно увиденное, услышанное, – открытые лица женщин, их радушное угощение, застольные напевные песни, – и хотелось ехать долго-долго!»
А пишу об Анине потому, что совсем недавно она неожиданно пришла ко мне, и неожиданно потому, что лет пятнадцать назад с мужем и двумя сыновьями уехала в Германию, и только теперь заехала в наш город, чтобы навестить друзей, а заодно и меня, хотя думалось: никогда больше не увидимся. Но вот теперь делаю еще одну запись о ней, стараясь сохранить, не упустить «детали» встречи, – её жесты, взгляды, улыбки, – ведь всё это зачастую говорит о человеке больше слов.
