Жар в костях, и в песках изнеможенье. В означенное время появляется звезда. Она смеясь, на нас летит. Ура! Мы кончились! Ан нет. Жар в костях, и в песках изнеможенье. И никакой звезды, хоть самой хилой. Жизнь идёт тайной тупостью, застревая в зубах и под ногтями, идёт горько-соленая, то и дело выворачиваясь наизнанку. Неожиданно понятная или ни в какую необъяснимая, идет, идет, и хлоп – железный сумрак цивилизации накрыл рыбку-обывателя. Я тут. Тут я. Ан нет.
Жар в костях, и в песках изнеможенье.
Впервые в Алма-Ате. Я иду с рюкзаком за спиной по солнечному спящему городу. Широкая бесконечная улица прямо от вокзала в сторону едва видимых вершин. Я иду так, как будто это не город, а вся земля медленно поворачивается под ногами. Нет никаких людей – и быть не может. Нет никаких машин – и быть не может. Есть я и Земля, над нами Солнце, и где-то впереди – Горы. Потом, потом я увижу всё это сверху, с трех тысяч метров высоты. Земля окажется действительно круглой, как говорили физики, но концы её загибаются не вниз, а вверх, то есть, очевидно, люди живут не снаружи шара, а в его внутренности. Отсюда постоянное припоминание о настоящей жизни, отображением которой по формуле 1/z наша действительность и является. Ну что ж, внутренность так внутренность. Надо только время от времени делать на это поправку, иначе ошибка восприятия становится просто чудовищной.
Всё, что я увижу в экспедиции, в чем буду принимать участие, окажется точно таким скукоживанием работы людей, здесь живших лет за пятнадцать до меня, с каким уже сталкивалась после МГУ – никто ничего не делал, хотя до меня там люди трудились с огромным энтузиазмом.
Вот это и было настоящим счастьем, потому что, не имея никаких обязанностей, можно было заниматься собой. Общество освобождало людей от своего присутствия, и люди поступали каждый по-своему: одни спивались, другие шли в диссиденты и боролись за то, чтобы общество вмешалось в их жизнь, заставив их или умирать с голоду, или работать до изнеможения. Аминь. Люди всегда борются за то, чтоб им хуже жилось.
