Адель стояла на террасе роскошного пент-хауса, облокотившись на слегка разогретые апрельским солнцем перила, и с наслаждением смотрела на город. Сегодня она проснулась безумно рано по её меркам – в восемь утра. Несмотря на это, ей удалось выспаться, и она была наполнена томным удовлетворением от начала этого яркого весеннего дня.
Мир внизу жил в режиме час пик: воздух наполняли скрипы тормозов толкающихся в пробках «ПАЗиков», а мелкие фигурки людей в тревоге спешили на работы, увешавшись дипломатами, сумками и пакетами с едой. Снизу шла энергетика безысходности, бесполезной суеты и тревоги.
Жить, как те люди внизу, теперь представлялось Адель сущим кошмаром. Пять лет назад, когда она ещё только перебиралась в Нижний, она была похожа на них: вставала в шесть утра, наспех собиралась в ничем необъяснимой утренней спешке и в страхе бежала на остановку, чтобы поспеть к восьми на ненавистную работу, позволяющую хоть как-то свести концы с концами. Денег тогда едва хватало на то, чтобы снимать напополам с подружкой замызганную «однушку». Не говоря уж о том, что ей ещё нужно было есть, одеваться и следить за собой. А также о том, что нужно было пытаться сберечь хоть какие-то средства, чтобы помогать родной младшей сестре, которая осталась в пригороде с родителями, пьющими последние двадцать пять лет. В те годы Адель было по-настоящему тяжело: катастрофическая нехватка денег, полное отсутствие уверенности в завтрашнем дне, тревога за маленькую сестру и обида на весь мир. По ночам её часто мучали кошмары, а по утрам очень редко хотелось жить. Но она всё равно была рада тому, что вырвалась из ужаса родительского дома. Даже в безжалостной суете города и попытках заработать на самый элементарный быт ей дышалось легче.
