Когда Андрей принял из рук отца черный пластиковый пакет, он и представить себе не мог, какие невероятные и страшные события начинаются в его жизни.
– Ну, давай, Красная Шапочка, двигай! – пошутил отец. – Одна нога здесь, другая – там.
Каждый раз, когда дед дежурил, отец передавал ему тормозок – так рабочие называют сверток с едой – и неизменно говорил что-то в этом роде. Андрей был как бы Красная Шапочка, только не девчонка, а парень, и нес тормозок не бабушке, а дедушке, и не от матери, а от отца. Все в этой ситуации было точно наоборот.
Рука отца заметно дрожала после вчерашнего, пепел сыпался ему на колени, дым обволакивал пальцы. Стоило деду отправиться на свое суточное дежурство, как отец сразу бежал в магазин. Андрей не ябедничал, и дед искренне думал, что его зять держит клятвенное слово. В прошлом году, сразу после смерти матери, они поклялись друг другу завязать с водкой до конца своих дней. Правда, принятую отцом дозу можно было косвенно рассчитать по самому состоянию тормозка, но дед не отличался способностями криминалиста. Колбасу и сыр отец нарубил толстыми кусками, шкурки болтались, и весь тормозок выглядел так, будто кто-то уже начал его есть.
Андрей вздохнул, надел черный пакет на локоть и, подпрыгивая на колдобинах, побежал через пустырь, стараясь не думать ни об отце, ни о матери, ни о жизни вообще... И вдруг остановился, потому что с ошеломляющей ясностью вспомнил свой сегодняшний сон.
Почему-то всегда так бывает: проснешься, и хорошо помнишь, что снилось, потом забудешь и вдруг, часа через два – снова придет, словно пленку твоей судьбы перемотали назад.
Это был тот же сон, он повторялся с начала весны, с одним и тем же персонажем в главной роли, будто в каком-то фильме ужасов, хотя, персонаж, конечно, выглядел гораздо приятнее, чем Фредди Крюгер... У Андрея возникло ощущение, что это был какой-то искусственный, наведенный сон. Он недавно читал об этом: будто бы существует такой аппарат, который может транслировать сны. Только неясно, кому и зачем это нужно, чтобы Андрей видел во сне именно Индию.
Так он условно называл девушку или взрослую женщину, которую вот уже месяца три безответно любил. Впрочем, безответно – не то слово, потому что Индия была всего-навсего портретом.