В начале 1918 года президент Вильсон сказал мне, что его склоняют к тому, чтобы американские войска совместно с силами союзников предприняли экспедицию на север России и в Сибирь, и попросил меня подумать, что ему следует ответить французам и британцам. В качестве аргумента в пользу данного предприятия приводился тот факт, что в окрестностях Архангельска располагаются очень крупные военные склады, которые могут попасть в руки немцев, если их не защитят союзнические силы. Кроме того, значительная часть проживающих на севере России людей остается верной союзническим обязательствам и готова присоединиться к силам союзников, чтобы снова организовать Восточный фронт или по меньшей мере оттянуть на Восток существенную часть германских войск. Что же касается Сибири, одной из причин было то, что значительный контингент чешских солдат откололся от австрийской армии, воевавшей на Восточном фронте, и теперь направляется через Сибирь во Владивосток с целью перебраться из этого порта морем во Францию и снова вступить в войну на стороне союзников. Сообщалось, что эти чехи недостаточно хорошо вооружены и к тому же испытывают нехватку продовольствия, чтобы проделать такой переход, и их необходимо защитить от отрядов германских и австрийских пленных, которые после Октябрьской революции в России были выпущены из лагерей для военнопленных и теперь под командованием немецких офицеров превратились в хорошо организованные и боеспособные отряды, нацеленные на то, чтобы, захватив военные склады русских, предоставить их в распоряжение Германии и Австрии, а также преследовать русских, содействующих союзникам. Кроме того, говорилось, что жертвы, принесенные Россией во время войны, дают ее народу право на любую возможную помощь, которую союзники могли бы оказать в поддержании порядка и становлении новых общественных институтов. Это соображение уже привело к отправке в Сибирь так называемой комиссии Стивенса, призванной содействовать в восстановлении работы жизненно важных для этой территории железных дорог.
Несколько дней спустя мы с президентом обсудили этот вопрос во всей его полноте. Я высказал точку зрения своих армейских коллег, что война на Западном фронте должна быть выиграна и что для достижения максимально быстрого успеха необходимо предпринять все возможные усилия, чтобы сконцентрировать там максимальное количество войск, обеспечив численное превосходство, тогда как распределение их по нескольким театрам военных действий приведет, в лучшем случае, к отсрочке окончательной победы, не давая возможности достичь существенных результатов ни на одном из направлений. Мои доводы произвели на президента такое сильное впечатление, что он послал за начальником штаба и обсудил с ним возможность успешного восстановления Восточного фронта и влияние предлагаемой экспедиции на боеспособность союзных армий на Западном фронте. Во время нашей третьей беседы президент сказал мне, что удовлетворен единодушием военного ведомства, однако по причинам отличным от чисто военных чувствует себя обязанным принять определенное участие в обеих экспедициях. Обстоятельства, подвигнувшие президента к такому решению, были дипломатическими, и я воздержался от их обсуждения. В то время я полагал – и не изменил мнения позже, – что ситуация, как она была ему представлена, оправдывала такое решение, однако последующие события в обоих случаях полностью подтвердили справедливость мнения Генерального штаба.
