Артем очнулся, когда член изнутри
обожгло резкой болью, словно в него засунули раскаленную спицу. Он
вскрикнул и распахнул глаза: у его оголенного паха склонилась
грузная женщина в белом халате и шапочке. Одной рукой она держала
сморщенный пенис Артема, а второй с помощью пинцета проталкивала в
головку резиновую трубку, напоминавшую упитанного червя. Судя по
одежде и производимым манипуляциям, женщина была медсестрой.
Похоже, Артем находился в больнице, но в голове у него звенела
оглушающая пустота — он не мог вспомнить, как оказался на койке в
палате.
— Очухался, голубчик? — разлепив
толстые губы, криво намазанные пунцовой помадой, спросила
медсестра. Ее лицо, широкое, какое-то приплюснутое, с дряблой кожей
и глазами навыкате, напоминало жабье, даже оттенок у него был тот
же — зеленовато-бурый, будто она днями не выползала из затхлого
болота.
— Что вы делаете? — выдохнул Артем,
удивившись собственному голосу: он прозвучал тонко и
безжизненно.
— Не видишь, что ли? — медсестра
ухмыльнулась. — Катетер вставляю. Надоело мне простыни за тобой
менять.
Артем скривился, ощущая, как толстая
трубка распирает член изнутри. Пока медсестра заканчивала
манипуляции, Артем огляделся. Он находился в просторной палате, вид
которой напоминал декорации к фильму ужасов. Стены с облупленной
краской, обнажавшей потемневшую от больничных миазмов штукатурку.
Высокий потолок в бурых пятнах протечек по углам. Мигающие
люминесцентные лампы, от света которых слезились глаза, а от гула —
трещало в голове. В мутное окно с почерневшими от грязи рамами
заглядывал сумрак, скрывавший территорию больничного двора. Артем
поморщился от запаха хлорки, старой мочи и прокисшей капусты.
Палата была шестиместной, но занятыми
оказались только четыре койки. Слева от Артема две кровати
пустовали, напротив же расположились три пациента.
Медсестра-толстуха, возившаяся с катетером, мешала их рассмотреть,
к тому же Артем не мог долго держать голову на вытянутой шее —
мышцы затылка сводило от боли, и голова раскалывалась, словно
внутри грохотали сотни отбойных молотков. Он прислушался к
организму и ощутил тупое жжение в пояснице, будто позвоночник
пилили ржавой ножовкой с затупленными зубьями.
Артем откинулся на подушку и
попробовал пошевелиться. Руки едва двигались: казалось, мускулы и
кости превратились в желе, и каждая попытка их приподнять
заканчивалась ощущением невероятной усталости, разливавшейся по
всему телу. С ногами дела обстояли хуже: Артем их не чувствовал.
Его прошибло потом от ужаса.
