1943 дробь 2013

Степан перекинул последний из тумблеров в положение «выключено», и только тогда смог позволить себе откинуться на спинку сиденья. И вздохнуть, насколько мог глубоко. Болело всё, каждая мышца в теле, каждая связка, каждый сустав. Нательное бельё промокло насквозь, спина комбинезона тоже, и сидеть было не просто неприятно, а буквально стыдно, - будто он обмочился.

- Стёпа! Стёпа! Цел?

Механик со своим парнем наконец-то сдвинули фонарь, и теперь подхватили Степана в четыре руки, помогли приподняться. Спина изогнулась, и боль стала настолько яркой, что он не сдержался и застонал, прикрыв веки.

- Ранен? - ахнул механик. - Вовка, санитарку!! Летучку сюда, живо!

- Не... - сумел слабо отозваться Степан. - Не надо летучку... Я не ранен, цел. Просто... Как избили всего...

Его уже выдрали из кабины, спустили на крыло. На воздухе стало легче. Голову обдуло теплым, не горячим. Здесь были запахи, - настоящие, живые. Пахло летом, цветами, горькой степной травой. Дымом, бензином, горячим маслом от машины тоже всё ещё пахло. И сгоревшим порохом. И вонючим потом пахло - от него самого. Но вокруг всё-таки уже была не только смерть. Вокруг теперь были люди. От этого сразу стало легче.

Механик дал попить тёплой воды из тяжёлой, почти неподъемной фляги. Забрал, посмотрев исподлобья, и тут же ушёл. Степан сел прямо в траву, в метре от «Лавочкина». Двое рядовых солдат батальона аэродромного обслуживания уже забрасывали машину связками веток, и ещё один бегом разносил пары «каблуков» под все три колеса, как положено. Остывающий истребитель потрескивал и будто вздыхал в метре за согнутой спиной, - это было отлично слышно. Подождав с полминуты, Степан не выдержал, повернулся.

Нет, не дотянуться. Пришлось подняться, зажмурившись, чтобы не застонать опять. Боль уходила из тела медленно, и на смену ей приходило головокружение - но сил уже всё-таки чуточку прибавилось. Он потрогал самолёт вытянутой на всю длину правой рукой, за предкрылок, и снова ощутил, как тот устало и тяжело вздохнул под его пальцами.

- Спасибо, родной... - негромко, чтобы никто не услышал, произнёс Степан. Он не боялся механика и оружейников, они были свои ребята и не станут смеяться, - но это было своё. Совсем своё, не для чужих ушей.

В этот момент подошёл комэска.

- Цел? - негромко буркнул он. - Вижу, что цел. И то хорошо, и то хлеб... Сильно задело?