Я, как и ты, ожиданьем живу
Верю молчанью, как обещанью,
Пасмурным днём вижу я синеву.
Русское поле, русское поле…
Инна Гофф
Велик не тот, кто никогда не падал, но тот велик, кто падал и вставал.
Конфуций
Когда перед собой ты вдруг обнаруживаешь вертолёт, который плавно зависает, разглядывая тебя пристально своими выпуклыми глазищами и покачивая при этом многоствольными пулемётами – ты невольно замираешь и лишь пялишься заворожено в его холодные и бездушные веки. Или в то, что ты за них принимаешь – стёкла кабины пилотов. Сами пилоты и их глаза проявляются, как изображения на полароиде, мгновениями позже. Но Митя слышал от некоторых своих друзей, и старшего брата тоже, что иногда ты даже не видишь их глаза – не потому, что они избегают прямого взгляда, а потому, как правило, что просто не успеваешь: эти люди смотрят поверх тебя, куда-то вдаль, ты инстинктивно сбрасываешь оцепенение, оглядываешься, и тут же падаешь, отброшенный чудовищной силой навзничь: кто-то из тех людей в «вертушке» незаметно для тебя нажал на какую-то кнопку. И ты уже мёртв. Всего-то кнопка – не педаль даже.
Каково это – быть мёртвым – Тамерлан не представлял. Иса сказал не думать – значит, не надо: он старший, он разбирается, и у него есть свой «калаш». За последние два месяца Мите попадалось много неподвижных людей вдоль дороги между Грозным и Урус-Мартаном, и они не производили впечатление тех, кто испытывал хоть какой-то дискомфорт, несмотря на нелепые позы, застывшую мимику или недостающие, обожжённые некоторые части тел. Впрочем, и на чрезмерные удобства по ту сторону бытия такое зрелище тоже не очень-то указывало. Но парнишке не верилось, что Аллах их сделал бессмертными, как говорил отец, или что Иисус теперь молится за них, как шептала мать. Просто не верилось, глядя на эти предметы, бывшими когда-то такими же человеками, как и он.
– Вот уж не думал, что снова доведётся отступать к Москве,– прохрипел дед Кирилл из темноты своего угла. Он сильно болел эти дни, почти не вставал с постели, и бабушка кормила его, как ещё недавно Адама – с ложечки. Митя про себя посмеивался иногда, наблюдая за бабой Галей, подносящей ложку к отросшей седой бороде.
– Почему опять, деда?– спросил он.
– Да в сорок первом-то… – дед Кирилл закашлялся, – ох ты ж, господи. Тьфу! …Я примерно такой ж был, как Иса наш – вот мы драпали от фрицев…
