Я, сидя на карнизе обшарпанной многоэтажки в одном из злачных
районов Роко-Ро, проматывала только что записанное интервью. Было
тепло. Днем воздух едва ли не трещал от жары, вечером же стало
полегче – лишь парит от духоты. Я уже неделю жила в Роко-Ро и не
вылезала из удобных шорт и маек, с нетерпением ожидая прохладной
ночи.
А ведь на календаре канун Нового года.
Улицы родного Севера давно занесло снегами. Злой колючий ветер
дует с полноводной реки Кежмы, заставляя горожан прятать
покрасневшие от мороза лица.
Здесь же даже мандаринами не пахнет.
Вдохнув сухой ночной воздух, я поморгала и вновь посмотрела на
экран. Искусственный свет слепил глаза. Хотелось отложить все в
сторону и немного порефлексировать по поводу просранного светлого
праздника, но увы и ах, на это банально не было времени.
Я перемотала запись в начало и нажала на воспроизведение.
– Привет, Джой! – мой закадровый голос непривычно высок из-за
волнения. Я прилетела на другой конец мира, в страну третьего мира,
где десятилетиями правит балом голод и нищета, лишь для того, чтобы
встретиться с этим человеком. – Я могу тебя так называть?
Мужчина лет тридцати пяти – тридцати восьми белозубо улыбнулся и
кивнул.
– Конечно, можешь, – он говорил с сильным аройским акцентом, что
сразу намекало на злачное место, где он вырос. У меня международный
язык тоже имел особый «окрас», выдающий во мне северянку. – А как
мне называть тебя?
– Мари, – слишком поспешно отозвалась я. – Мне нравится, когда
меня называют Мари.
– Окей, Мари, – Джой развел руки и спросил: – Так что ты хочешь
узнать?
– Расскажи о себе, – подсказала я. Мужчина чувствовал себя
уверенно перед камерой, но явно не хотел сказать лишнего. Что ж –
его право. – Я знаю, что ты родился и вырос в другой стране – но не
знаю, как ты вернулся на историческую родину.
– Окей, – Джой покивал. – Я расскажу тебе это.
Я приблизила фокус камеры, снимая мужчину крупным планом.
На фоне видна часть потрясающего граффити – лицо Джоя. На
рисунке кожа намного ровнее, а татуировки – ярче. В жизни мужчина
не столь красив: старше, с неухоженной бородкой и уставший.
Единственное, что неизвестный художник не смог сделать лучше – это
глаза. Темно-карие, почти черные глаза мужчины лучились добротой и
теплом. Такое очень сложно передать красками, как бы талантлив не
был творец.
