Горы Ермунганд, 20 июня 1647
года.
Словно гигантский
дракон, прилегший отдохнуть после жарких трудов, протянулась
неровная горная гряда через все земли Вендской империи, деля ее
своими живописными вершинами на две части.
На перевалах Ермунганда даже в
середине лета дует пронизывающий ледяной ветер. Часто из низких
серо-сизых туч, почти касающихся черных горных пиков своим мягким
напоенным влагой подбрюшьем, идут мелкие моросящие дожди. И пусть
до океана далеко, не одна сотня миль, во всем ощущается его грозная
и величественная мощь, кажется и воздух напоен терпким
йодисто-соленым запахом. Еще выше и дальше на восток лежат покрытые
снегом вершины двойного хребта, именуемые Змеиной Пастью. Острия
гор, разделяются узкими долинами, и в самом деле напоминая
раскрытые челюсти. Их вечные льды питают собой тысячи ручьев, рек и
озер, образующих бесчисленные водопады и перекаты.
Но здесь, вдали от грозных
вершин, в поросших кедром предгорьях природа куда более
благосклонна к человеку. Эти леса полны дичи, и шагая по тропам, ты
не раз встретишь следы пятнистых оленей, увидишь горного козла на
круче или черного кабана. А с небес на все взирает парящий в
воздушных потоках горный орел.
В Ермунганде каждое летнее
июльское утро начинается с обволакивающего все тумана, заползающего
во все укрытия, так что поутру плащ, кобеняк или кожух из овчины
хоть выжимай, столько на них скапливается влаги и даже самая лучшая
бурка не может до конца защитить хозяина. Внизу, на равнине жара и
благодать, но стоит подняться на тысячу метров вверх и все
меняется. Вот и стараются охотники, путники и пастухи, ведущие
отары овец на сочные высокогорные пастбища, подыскивать места для
ночевок на южных склонах повыше к вершинам, чтобы ветер, солнце и
накопленное за день тепло, хранимое в камне, защищали от
сырости.
***
Поплотнее запахнувшись пологом
бурки и обвязав краями башлыка шею, князь Адам Борут смотрел на
лежащую перед ним узкую расселину, по склону которой им и
предстояло сегодня идти. С этого узкого плато, нависшего над
пропастью, вид открывался захватывающий. Для прирожденного горца
стоять вот так, на обрыве, отвесно уходящем вниз на добрую сотню
метров привычно. Солнце еще не взошло, но темнота не была уже такой
непроглядной. Торжественно и спокойно становилось на душе от
красоты величественной и суровой природы. Сосны стояли как свечи, и
душа возносила благодарность творцу.
