И у меня, да и у многих других людей и в мыслях и в речах иногда проскальзывает горечь по поводу того, что сейчас всё не так, как когда-то в детстве. Тогда и солнце было ярче и жарче, и лужи после дождя теплее, и зимы более снежные, морозные, чем теперь, и вообще, всё было лучше: и хлеб хлебнее, даже, если он с отрубями, и молоко молочнее, даже если оно – обрат. Наверное, это просто тоска по далёкому золотому времени каждого человека – детству. Несмотря на то, на какие годы в истории оно выпало, оно было золотым уже от того, что было просто детством. Милым, наивным, неповторимым началом жизни, когда мечтается только о светлом будущем, огромном и радостном, когда впереди большая и, непременно, счастливая жизнь, и слова «А помнишь?» ещё совсем незнакомы и не нужны. Наверное, ни один человек не помнит своего детства изо дня в день, это невозможно. Но всю жизнь всплывают в памяти какие-то, может быть, и незначительные теперь, с высоты лет события, случаи, своего рода златые детства лоскутки. Как памятен каждый цветной треугольник на бабушкином лоскутном одеяле, который был когда-то чьей-то рубашкой, платьицем или сарафаном, а с этим сарафаном связана целая история, а в этой рубашке был совершён набег на соседский огород за подсолнухами, и рубашка была безнадёжно разодрана об изгородь, и так далее и так далее… Как же интересно, разглядывая лоскутки, находить свои, когда-то верно служившие тебе вещи, вспоминать события, связанные с ними, возвращаться в сказочную пору своего детства. Даже если эта пора не всегда была сказочной.
В те не очень далёкие времена, когда учителей в школе не боялись, а уважали; родителей слушались, и не потому, что опасались наказания или ждали вознаграждения за какие-либо выполненные обязанности по дому, а просто потому, что почитали родителей, стариков и просто старших; в Бога особо не верили, так как октябрятско – пионерско – комсомольская пропаганда не одобряла этого. Но в семьях ещё оставались истинно верующие деды и бабки, которые озорным мальцам, грозя пальчиком, говорили тихим полушёпотом: «Смотри, Бог то видит все, и за дурные дела накажет!» Божьего наказания всё же побаивались, особенно после одного случая. В селе нашем ещё в 1915 году была построена деревянная церковь, стояла она на взгорке над прудом, окружённая высоченными тополями, в детстве их размер оценивался так – «Огромные тополя высоко до неба». Церковь закрыли ещё до войны, сняли кресты, иконы верующие разнесли по домам на сохранение до лучших времен, здание использовали под склад для хранения хлеба, не буханок и караваев, конечно, а семенного зерна для посева осенью и весной. Крышу и окна чинили время от времени, хорошо хоть не нашлось отъявленного атеиста порушить здание, так оно и стояло под присмотром колхоза долгие годы, основной остов стоит и сейчас, правда совершенно бесхозный и полуразрушенный, жаль. И произошел в селе случай, который позволил убедиться озорникам и мелким хулиганам, да и всем, наверное, кто знает эту историю, что Божье наказание неотвратимо, если человек совершил неблаговидный поступок. Одна семья купила в дальней деревне дом на слом, чтобы перевезти его ближе к центру села. Тот, кто интересуется историей, стариной земли своей знает, что дом на Руси всегда продавали с иконой и столом, стол в доме хозяин, икона оберег и то и другое святы. При разборке дома для перевозки мужикам помогал подросток, сын хозяина, купившего дом, и вот каким-то образом в руки его попала икона, святой лик, потемневший от времени, и парнишка, по незнанию и по дурости молодецкой, стал петь и танцевать с иконою в руках на остове полуразобранного дома. Случайно или нарочно в его руках оказались уже половинки порушенного образа, неизвестно, взрослые, конечно, пытались остановить это безобразие, но угомонили паренька не сразу. Мужчины продолжили работу, а мать хозяина, старушка преклонных лет, взяв половинки Святого образа, завернув их в фартук, крестясь, ушла в поле, пала на колени и стала неистово молиться, обливаясь слезами. Через некоторое время послышались отчаянные крики мужиков и вопль человека, испытывающего нечеловеческую физическую боль. Огромное бревно, а избы в старину рубили из вековых деревьев, ударило парнишке пониже спины…
