Я ведь именно такой ее себе представляла.
Высокой, худощавой старушкой в мантии с остроконечным капюшоном.
И серебряной косой в руке, конечно же.
— Пришло время, Александра, — заунывно тянет она.
Я не соглашаюсь. И даже доезжаю до реанимации.
Прилипала-Смертушка плывет следом, продолжая настаивать.
— Отжила ты свое в этом мире, горемычная. Ни семьи, ни
детей. И родителей нет, никто печалиться не будет.
Рано мне еще крест на себе ставить — упираюсь. Что такое
двадцать шесть? Ничего, считай!
— Будет у тебя еще шанс. Пойдем, — подает мне костлявую
руку с длинными ровными пальцами. — Провожу.
Мне и здесь хорошо! Только больно очень… И дышать тяжело.
— Не хочешь? Что ж… Тогда путь один — вечное
забвение.
Такой поворот меня тоже не устраивает. Соглашаюсь на другой мир
и вкладываю свою призрачную ладонь в ледяные пальцы Смерти. Даже
расспросить подробнее не успеваю.
Рывок!
И я уже тут — посреди темного леса в глухую ночь.
Чертыхаясь и собирая больничными тапками кочки, бреду через
лес.
— Тебя ждет замечательная жизнь… — бурчу под нос, передразнивая
интонацию тетки с косой. — В новом мире, с новыми возможностями…
Может даже с телом в этот раз повезет.
Грубиянка! Нормальное у меня было тело. Мое, родное, верно
служившее двадцать шесть лет. Пока досадная случайность не бросила
его через дорогу на красный свет. Ну, как, случайность… Моя глупая
голова, скорее. Замечталась, не дошла до пешеходного перехода — и
вот, надо мной уже врачи скорой помощи, а за ними — осуждающий
взгляд Костлявой.
— Иди по тропе, не сворачивая, — слышится далеким
отголоском. — Выйдешь к своему дому.
На этом связь прерывается, остается лишь следовать указанию.
Какое-то время на мне джинсы и ярко-розовая футболка, в которых
была во время аварии. Но потом они почему-то сменяются больничной
рубахой и белыми тапками. А еще спустя пару минут даже эта одежда
пропадает. Я бреду по лесу совершенно голая, зябко ежась и растирая
холодные плечи незнакомыми руками.
Ладошки меньше, чем мои прежние, пальцы изящнее, но с грязными
поломанными ногтями и множеством заживших порезов. Я даже
останавливаюсь, вытягивая перед собой руки. Тонкие запястья, почти
костлявые.
Словно вынырнув из глубокой воды, делаю судорожный вдох и
принимаюсь себя ощупывать, осматривать.
Я болезненно худа! И кожа, покрытая грязью с какой-то зеленой
субстанцией — слишком бледная. Где Смерть это тело откопала?
