КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ ЖИТИЯ АВВЫ ИОАННА,
игумена святой горы Синайской, прозванного схоластиком, поистине святого отца,
составленное монахом Раифским Даниилом, мужем честным и добродетельным[1]
Не могу сказать с достоверною точностью, в каком достопамятном граде родился и воспитывался сей великий муж до исшествия своего на подвиг брани, а какой град ныне покоит и нетленною пищею питает сего дивного, это мне известно. Он пребывает ныне в том граде, о котором говорит велегласный Павел, взывая: Наше житие на небесех есть (Флп. 3, 20); невещественным чувством насыщается он блага, которым невозможно насытиться, и наслаждается невидимою добротою, духовно утешается духовным (в слав.: «умом единым радуяся о Уме, мысленно созерцаемом»), получив воздаяния, достойные подвигов, и почесть за труды, нетрудно понесенные – тамошнее наследие, и навсегда соединившись с теми, которых нога… ста на правоте (Пс. 25, 12). Но как сей вещественный достиг невещественных сил и совокупился с ними, это я постараюсь изъяснить по возможности.
Будучи шестнадцати лет телесным возрастом, совершенством же разума тысящелетен, сей блаженный принес себя самого как некую чистую и самопроизвольную жертву Великому Архиерею и телом восшел на Синайскую, а душою на небесную гору с тем, думаю, намерением, чтобы от видимого сего места иметь пользу и лучшее наставление к достижению невидимого. И так, отсекши бесчестную дерзость отшельничеством, сею обладательницею наших мысленных отроковиц (то есть страстей) (см.: Слово 10, 3), восприяв же благолепное смиренномудрие, он при самом вступлении в подвиг весьма благоразумно отогнал от себя обольстительное самоугодие и самоверие; ибо преклонил свою выю и вверил себя искуснейшему учителю, чтобы при благонадежном его руководстве непогрешительно переплывать бурное море страстей. Умертвив себя таким образом, он имел в себе душу как бы без разума и без воли, совершенно свободную и от естественного свойства, а еще удивительнее то, что, обладая внешнею мудростью, он обучался небесной простоте. Дело преславное! Ибо кичливость философии не совмещается со смирением. Потом, по прошествии девятнадцати лет, предпослав к Небесному Царю своего учителя как молитвенника и заступника, и сам он исходит на поприще безмолвия, нося сильныя на разорение твердынь оружия
