Над миром властвовала метель.
Капитан городской стражи Альбрехт Шор неспешно шагал по улице Медных Грошей и с наслаждением вдыхал морозный и свежий воздух. Сапоги поскрипывали, блестели в вечернем полумраке вывески лавок. С негромким лязгом покачивались на ветру фонари, вывешенные над дверями таверн.
Окна каждого заведения были ярко освещены, но внутри царила необычная тишина. Хозяева на месте, готовятся встречать посетителей. Те сейчас в храмах, на торжественной службе, что бывает раз в год.
Вечером самого короткого дня, в канун праздника Первой Искры.
Через час-другой свет в храмах вольного города Ринбург, да и всей Нижней Лаксии погаснет. Старший из жрецов возьмет палочки из освященного ясеня и трением добудет новый огонь, новый свет для нового года.
А еще через час добрые ринбуржцы с гомоном повалят из святилищ в таверны – отмечать. Тогда найдется работа и для капитана – разнимать передравшихся выпивох, растаскивать по домам тех, кто во имя Первой Искры попытался насмерть залить вином или пивом искру жизни и разума в собственном теле.
А пока можно дышать чистым праздничным воздухом, слушать тишину, столь редкую для улиц Ринбурга.
Альбрехт прошел Дом Золотых Цапель, расписанный желтыми птицами. Миновал закрытую на замок лавку мясника Клоха. Поморщился, увидев в сточной канаве собачий труп.
Из-за угла, с Кривой улицы, навстречу капитану вывернула согбенная, замотанная в тряпки фигура.
– Ха, кто такой? – спросил Альбрехт, больше для вида опуская руку на эфес короткого катценбальгера.
Помимо этого меча, незаменимого в ближнем бою, капитан не носил иного оружия.
– Я это… Плоский Ганс, – сиплым голосом ответила фигура, замедлив шаг. – Не узнал, что ли?
Альбрехт разглядел грязные лохмотья, седые патлы, морщинистое лицо с черным провалом повыше рта. Нос Ганс потерял из-за дурной болезни еще в молодости и тогда же заработал прозвище.
– Узнал, – кивнул капитан. – Хотя в такой вьюге родного брата за пару шагов не узнаешь.
Мело и в самом деле знатно. Крупные снежинки завивались в столбы, кружились и танцевали. В вихрящейся тьме прятались стены домов, пропал из виду обычно торчавший над Серой площадью шпиль храма Пяти Шагов. Сугробы росли и толстели на глазах, как безногие белые свиньи.
– Это уж точно, клянусь Злым Пророком, – Ганс прокашлялся и сплюнул. – Ты почему не на службе?
