Моей сестре Шоне
У полного солнечного затмения пять фаз.
Первая – на солнечный диск наползает тень от Луны, откусывая край.
Вторая – Луна накрывает Солнце, лишь по краям сочится свет; получается сияющее кольцо.
Третья – Солнце закрыто полностью. Самый жуткий и драматичный из всех этапов. Становится темно, резко холодает, умолкают птицы и звери.
Четвертая – Луна понемногу сползает.
Пятая – Луна больше не закрывает Солнце, затмение миновало.
Мы стоим плечом к плечу перед грязным зеркалом. Наши отражения, сталкиваясь взглядом, поспешно отводят глаза. Мы обе в черном. Так диктуют приличия; ни одну из нас не судят, но мы обе знаем, что в подобных делах всегда винят женщину.
Туалетные кабинки позади пусты, все двери открыты. В суде сказали бы, что тайна соблюдена. Следить за словами надо не только в комнате для дачи показаний.
Я кашляю. Звук отражается от стен, выложенных кафельной плиткой, и эхом улетает в коридор. Здесь множатся все звуки: стук казенных дверей, скрип тележек, заполненных тяжелыми папками. Высокие потолки ловят слова и, коверкая, сбрасывают вниз.
В здании суда все несоразмерно – огромные залы, открытые пространства. Так строят специально, чтобы человек ощущал себя маленьким и ничтожным по сравнению с всемогущей машиной правосудия и проникался значимостью каждого произнесенного под присягой слова.
Время и деньги тоже несоразмерны. Правосудие заглатывает золото. Свобода человека стоит десятки тысяч фунтов. На украшения Салли Балкомб, сидящей в зале, можно купить небольшую квартиру в Лондоне. Даже кожа, которой обтянуто судейское кресло, источает запах денег.
Но в туалете все равны. Здесь, например, не работает слив, нет мыла и не закрываются дверцы. Вдобавок ко всему подтекают бачки, отчего тихо говорить невозможно. Если бы мне вдруг захотелось что-то сказать, пришлось бы кричать.
Рассматриваю отражение с головы до ног. Покрой платья скрывает изгибы фигуры. Я собрала волосы – длинные, блестящие (первое, что привлекло во мне Кита; он сказал, что заметил бы их в полной темноте) – в низкий пучок. Мы обе смотримся… тихонями. Нас не узнать в тех девушках с фестиваля, которые разрисовывали тела золотой краской, чтобы петь и танцевать в лунной ночи. Обе ушли безвозвратно, каждая своим путем.
![Шаг в никуда [1]](/uploads/covers/8d/8dd4dfc2175e1e0ddd72a19bfd4628f2fbcad406.jpg)
