За окном уж светает,
А мой рот все зевает,
И кровать умоляет остаться.
В песне горцев поется,
Что зима не сдается.
Что ж, пора за дела приниматься
[1].
Мири проснулась от сонного блеяния козы. Кругом было темно, хоть глаз не открывай, но, наверное, козы учуяли, как рассвет просачивается сквозь щели в каменных стенах. Сон еще не прошел окончательно, но Мири все равно ощутила холод стылой поздней осени, зависший над одеялом, и ей захотелось свернуться калачиком и погрузиться в спячку, подобно медведю, который спит всю зиму, день и ночь.
Потом она вспомнила о торговцах, сбросила одеяло и села. Отец был уверен, что именно сегодня их повозки протиснутся по горной тропе и прогромыхают по деревне. В это время года все жители деревни запасались на зиму продуктами, и сегодня в последний раз выпадала возможность что-то купить, а потому они торопились добыть и наскоро обтесать несколько лишних блоков линдера, перед тем как перевал завалит снегом. Мири очень хотела как-то помочь.
Поморщившись от шороха матраса, набитого гороховой шелухой, Мири поднялась и осторожно перешагнула через отца и старшую сестру Марду, спавших на тюфяках. Целую неделю она лелеяла робкую надежду сбежать сегодня на каменоломню и начать работу до того, как туда придет отец. Может быть, тогда он не отошлет ее прочь.
Она натянула шерстяные рейтузы и рубашку, но не успела зашнуровать первый ботинок, как хруст гороховой шелухи поведал ей, что в доме проснулся кто-то еще.
Отец помешал уголья в очаге и подбросил высушенного козьего навоза. Вспыхнуло оранжевое пламя, а на стене появилась огромная отцовская тень.
– Уже утро? – Марда приподнялась на одной руке и, сощурившись, посмотрела на огонь.
– Для меня – да, – ответил отец.
Он взглянул на Мири, которая так и застыла в одном ботинке со шнурками в руках.
– Нет, – коротко сказал он.
– Папа… – Мири сунула вторую ногу в ботинок и подошла к нему, волоча шнурки по грязному полу. Она постаралась, чтобы ее голос звучал так, словно эта идея осенила ее только что. – В последнее время произошло столько несчастных случаев, да и погода ненастная, так что тебе не помешает моя помощь. Хотя бы до приезда торговцев.
Отец больше не стал произносить «нет», но по тому, как он сосредоточенно натягивал ботинки, она поняла, что именно это слово вертится у него на языке. Снаружи донеслась одна из песен, что поют рабочие по дороге на каменоломню: о том, что зима длится слишком долго. Она звучала все громче, настойчиво напоминая, что пора на работу, живее, живее, пока бригада не прошла мимо, пока снег не заточил гору в зимний панцирь. Сердце у Мири словно оказалось зажатым меж двух камней. С одной стороны, песня объединяла, а с другой – Мири туда не звали.
