Он пришел, Сын Человеческий.
Кентавры спрятались в горах, а сирены покинули реки и притаились
средь листьев в чаще лесов. Не ликуй, земля Палестины, что
преломился прут в руке того, кто бичевал тебя. Ибо из отродья
смиева явится василиск, и то, что от него родится, станет пожирать
всех птиц на земле.
— Кассандра Трелони, около 1881
года
— Хороших каникул Гарри! — девушка пятнадцати лет привстала на
носочки и звонко поцеловала меня в щеку. Густо покраснев, она
подхватила сумку и побежала к выходу из зала. — Увидимся через
неделю!
— Увидимся, Кэт, — ответил я, невольно прикоснувшись рукой к
щеке.
Собрав инвентарь, я вышел из спортивного центра, надуваясь от
счастья. Впереди неделя рождественских каникул, в этом сезоне
выиграли чемпионат, и не с кем то, а с любимой Кэт.
Вечер. Я шел домой, насвистывая рождественскую мелодию. Под
ногами, в зимней тишине, хрустел снег. Улицы Лондона, занесенные
пару дней назад снегопадом навевали воспоминания о детстве в
деревне. Теперь, когда семья переехала в город, жизнь поменялась.
Не скажу, что мне не нравилось, нет, все стало только лучше.
Друзья, старшая школа, спортивная секция, Кэт. Но иногда, когда
задерживаешься у случайно украшенной елки в пригороде, мерцающей
огнями гирлянды, игрушки на которой переливаются удивительными
красками, в голову приходят теплые воспоминания.
Помню, как сидел у окна в кресле, укутанный в шарф с оленями и
пил горячий шоколад, пока снаружи кружили снежинки, прилипая к
стеклу. Мороз разрисовал каждый сантиметр окошка вокруг деревянных
рам причудливым узором.
Пора идти, сказал я себе, когда понял, что уже несколько минут
засматриваюсь на одну старенькую лампочку, мерцающую на проводе
желтым светом.
Внезапно, шею свело от холода. Кто-то толкнул меня в снег. Я не
могу вдохнуть. Что со мной? Почему я не дышу? Кровь? У меня на
руках кровь?
Передо мной стоял человек в капюшоне, и я не видел его лица. Он
запустил руки в карманы моей куртки. Что ты делаешь? Я же сейчас
умру! Но я не мог выговорить ни слова. Теплая, вязкая, она текла по
телу, пропитывая одежду. Я чувствовал ее на пальцах сквозь
перчатки. Моя кровь.
Я… умру? Ради чего?.. Боли больше нет. Вообще ничего нет.
Медленно, без боли, будто долгожданный сон, будто сладкая дрема,
темнота поглощала меня.
А затем только темнота. Я боялся открывать глаза. Что может быть
после смерти? А умер ли я вообще? Я не хочу думать об этом. Но о
чем мне еще думать? Прости мам, пап, маленькая Рита… Кэт…
