Еще совсем недавно появление этого субъекта в коридорах издательств или редакций толстых, не совсем толстых и совсем тонких журналов вызывало панику сотрудников и желудочно-кишечные колики у директоров и главных редакторов. Толстый или худой, высокий или низенький, брюнет, блондин или совсем лысый, чаще мужчина, реже женщина. Всех их объединяло одно – горящие глаза и толстая папка под мышкой. В папке – гениальное. То ли роман, то ли сага, реже повесть, иногда стихи. Бывали и сборники рассказов и даже пьесы. Каждый из авторов, вне всякого сомнения, был выдающимся творцом, инженером человеческих душ, а проще – великим писателем. По крайней мере, таковым в собственных глазах, а также, по мнению родных и близких. Которые также весьма вероятно рассчитывали на часть гонорара, как компенсацию морального урона, полученного в течение многих часов прослушивания бессмертного творения. Что двигало этими людьми? Слава, красивая жизнь, которую по слухам вели удостоившиеся права увидеть свои имена, набранные типографским шрифтом, заоблачные, опять же по слухам, гонорары… А может просто не мог этот субъект не писать. Как почти по Жванецкому – писáть как и пúсать надо, ну, когда уже не можешь… Кого-то вышибали за двери издательства или редакции бдительные дежурные, кто-то добирался до секретарш, кому-то повезло попасть к заму, и совсем уж счастливые или просто везучие, представали перед очами главреда или директора. Бесспорно, среди орд этих графоманов были настоящие таланты. Редкие, как жемчужина в куче навоза. Их появление доказывало остальным неудачникам, что все это дело случая, что это совсем незаслуженно, что вот я, именно я должен был быть на его, этой бездарности, месте… Можно было, конечно, и по почте отправить свою нетленку. Можно, конечно. Чтобы получить стандартный ответ типа – портфель заказов редакции сформирован на этот год, впрочем, и на следующий, а также на пятилетку, да и вообще до конца столетия. Так что, уважаемый, принять Ваше, в целом интересное произведение, мы не можем.
