Гуд, но не очень.
Медная лысина академика Вильямса позеленела, а уши так и остались тёмными, словно были отлиты не из металла, а отдельно, высечены из гранита, и поэтому могли игнорировать московскую слякоть. На памятнике значились годы жизни учёного: 1863-1939, а вместо имени и отчества, почему-то стояли только буквы «В», «Р».
Видимо, папаша Вильямса носил такое мудрёное заморское имя, что слепить из него отчество у скульптора не вышло. И чтобы не давать прохожим на улице Прянишникова повода ёрничать, он ограничился инициалами.
Академик куксился на постаменте, рядом с сельскохозяйственным институтом. Его лицо, положение тела и рук выражали недовольство или, даже, испуг. Позеленевшая медь памятника навсегда выгнулась вопросом: «Боже, почему тут, такая холодрыга?!».
У Василия Геннадьевича была более подходящая, для ноябрьского мороза, фамилия: Склокин, но в его голове вертелся тот же вопрос.
Пять минут назад, он позвонил заказчику, у которого должен был забрать образцы и папку с документами, и сказал, что никак не может отыскать его «дом 19А».
– Вы памятник Вильямсу видите? – спросил обладатель образцов.
– Кому памятник?!
– Ну, как говорится… Мужика в пиджаке, видите? Справа от института.
– А…а… Вижу.
– Подойдите, к памятнику, пожалуйста. Я через пять минут буду. Так, наверное, проще получится.
Ну, а поскольку русские «пять минут», часто длиннее астрономических, у Склокина хватило времени присмотреться к скульптуре.
Брюзжание на холод, было вполне объяснимо. Организм Василия Геннадьевича протестовал против того, что его буквально вчера выхватили из жары далёкой арабской страны Катар и окунули в московское предзимье. Отпуск, как всегда, продемонстрировал не лучшую сторону теории относительности. Ведь, перед вылетом дюжина дней на календаре выглядела солидным запасом времени, а сгорели каникулы одним мгновением, как вспышка фейерверка.
Страна Катар возникла на горизонте Склокина внезапно. Нет, он, конечно, знал, что двоюродный брат Боря уже полгода там работает. Ну, и что из того?
Сказать, что они с кузеном были особенно дружны, нельзя. Поздравляли, конечно, друг друга с праздниками и семейными юбилеями, но не более.
А тут Боря звонит. Оттуда.
– Я маму погостить приглашаю, а она одна ехать опасается. Мне бы говорит Васю в сопровождающие.