— У меня украли деньги, которые Вы дали. По пути в банк! Я хотела погасить часть процентов, а теперь мне нечем заплатить! У нас отберут дом.
Морщусь от боли в затылке, машинально прикладываю туда ладонь. В больницу я, конечно, не поехала, посчитав, что травма не серьёзная. Кровь запеклась в корку, слепила волосы, и на месте ушиба выросла шишка. Заметив мой жест и гримасу, Шакал обходит меня, властно отводит руку, и я слышу его шумный выдох.
— Почему ты решила, что это сделали мои люди?
— А на кого ещё мне было думать? — огрызаюсь, боясь оглянуться.
— То есть, во всех своих будущих бедах ты собираешься винить меня?
Во всех нет, а вот в том, что мне приходится унижаться, да! Но вслух об этом не говорю. Что толку обсуждать то, что неизбежно?
— Сядь. — велит он, и идёт к двери.
Я упрямо продолжаю стоять, наблюдая за ним. Сейчас он не внушает ужас, хотя почти физически осязаю его силу. Он очень высокого роста, поджарый, но даже на расстоянии чувствуется, что этот человек опасен. Уверенная походка, прямая осанка, хищный профиль. По коже бегут мурашки. Страшно представить, как эти смуглые руки держат оружие, а в глазах холодный блеск, когда он спускает курок.
Спустя несколько минут появляется хрупкая женщина в длинной джалабее, и ставит на стол небольшой чёрный чемоданчик. Процедуру обработки раны я переношу стойко, ни разу не вскрикнув от жжения. Ахмедов безмолвно ждёт, и я ощущаю на себе его пронзительный взгляд. Всё так же, не произнеся ни слова, незнакомка уходит, и наши глаза встречаются.
— Раздевайся. — всего один приказ, а моё сердце болезненно свёртывается в комок.
Значит, не отпустит. А на что я надеялась? Да и деньги нужны, поэтому я снова здесь. Быстро стаскиваю куртку, снимаю футболку, нарочно напустив горделивый вид. Пока я избавляюсь от одежды, Шакалу звонят, невольно напрягаю слух. Разговор короткий, бандит произносит отрывистые фразы с проклюнувшимся акцентом, и это наводит на мысль, что у него проблемы. Меня знобит, но обхватить себя за плечи не осмеливаюсь, помня, как его это раздражает.
Он желает видеть меня всю, обнажённую, покорную. Так пусть смотрит!
