— Если ты пойдешь в театральный, мы с матерью тебе ни копейки больше не дадим на содержание! — отец стоял в грозной позе, нависнув над сидящим на диване Женей. Мать сидела, подобрав ноги, в уголке того же дивана и в суровом молчании демонстрировала согласие с мужем. Женя был свободолюбивым и сильным — угроза голодного прозябания не могла остановить его от цели, мечты и установки.
— Хорошо, я понял, — с чувством собственного достоинства, снаружи, однако, растоптанным, сказал он.
И поступил в институт.
Бежали голодные дни. Тянулись голодные ночи. Днями происходили самые лучшие на свете события — репетиции на учебной сцене, совершенствование речевого аппарата, заучивание монологов на подоконниках и задних партах, трепет смыслов, знакомство с мировыми сокровищами литературы и театра, дружба с ему подобными вдохновенными, горячие любовные случки с чуткими к искусству девушками во время скучных пар по истории театра, нарабатывание мозолей на ступнях, оттачивающих степ, лезгинку, танго, полонез и брейк-данс на деревянном полу танцевального зала. Наконец, первый спектакль на сцене Учебного театра. Первые зрители — в основном, молодежь, студенты соседних вузов. Первые аплодисменты и благодарные взгляды, транслирующие резонанс из глубины души. Первый разбор выступления с фанатиком-преподом. Первые водки от счастья в общагах.
Ночами приходилось расплачиваться за счастье — слипающимися глазами, мозолистыми руками, гудящими ногами, головными болями, чуждым запахом грузовиков, многочасовым мельтешением коробок перед глазами, песчаной пылью и черной грязью — эх, если бы он только это любил! Любил товары, монотонный физический труд или хотя бы машины, но нет, это было не его море. Но делать было нечего, родители сдержали свое обещание — и если бы не ночное чужое море, то Женя без шутки умер бы с голода.
По утрам он не мог проснуться, соседи по комнате будили его кружкой холодной воды в лицо — он сам выбрал это издевательство ради любимых занятий. Зомбическим шагом брел к умывальнику в конце коридора, рьяно тер лицо, обрызгивая его снова и снова холодной водой, мочил и взъерошивал короткий ежик волос, которые сам себе подстригал купленной машинкой, отливал, иногда падая на стенки кабинки, возвращался в комнату и делал вялую зарядку. Пил самый дешевый кофе — три ложки, и пять ложек сахара. Чувствовал, как волна допинга пинает изнутри его изможденное тело и разум. И бежал, бежал снова навстречу счастью.
