Ночь неохотно отступала перед рассветом, когда с лязгом и грохотом цепей опустился мост, ворота открылись, и из замка выехал всадник на крепкой гнедой кобыле. Из-под его суконного плаща поблёскивала кольчуга, на поясе висел меч, за спиной – щит. Воин, не просто посыльный. Гнедая артачилась, не желая покидать тёплую конюшню, но человек натянул узду, покрепче сдавил коленями лошадиные бока, и кобыла подчинилась, покорно затрюхала вниз с холма по подмёрзшей дороге. Всадник позволил ей немного размяться, а после пришпорил, и гнедая припустила рысью, возмущённо всхрапывая. Стража закрыла за всадником ворота, но мост поднимать не стала.
Сверху, с донжона [(1)] замка Баллиан, следила за уезжающим женщина. Когда всадник скрылся в рощице, подступающей к дороге, наблюдательница не ушла, так и стояла, будто ожидая чего-то. Она зябко куталась в подбитый мехом тёмный плащ, из-под которого выглядывал подол чёрного траурного платья. Женщина была ещё молода, но осунувшееся лицо и тени под глазами добавляли ей добрый десяток лет. Верно, не выспалась. Где-то она потеряла покрывало, и пряди рыжих волос, почти красные в неверном свете зимнего утра, полоскал резкий ледяной ветер. Только эти выбившиеся из кос пряди и блеск глаз казались настоящими, не нарисованными углем на белёной стене. Над замком стояла тишина, лишь ветер низко свистел, иногда взвывая, словно злобная ведьма.
– Сестрица Анна! – донёсся тревожный девичий голос откуда-то снизу, с лестницы, скрытой в башне, и женщина на площадке встрепенулась. – Сестрица Анна, скажи, не едут ли наши братья?
– Нет, сестрица Энид, – ответила женщина, отрывая взор от дороги, к которой от ворот замка Баллиан вёл отвилок. – На дороге никого.
– Скорее бы! – воскликнула невидимая Энид.
– Молись, сестрица, – сурово сказала Анна, с некоторым раздражением глянув на люк в полу. – Молись, чтобы они успели раньше твоего супруга.
Короткий стон был ей ответом, а после загремели, удаляясь, шаги по промёрзшим деревянным ступеням: Энид спускалась вниз. Анна знала, что не пройдёт и получаса, как Энид явится снова.
Анна набросила на голову капюшон плаща, закуталась поплотнее и словно позабыла о сестре. Женщина вновь повернулась лицом к дороге, растворяясь в запахе снега и мокрого камня, в порывах пронизывающего ветра. Серые сумерки медленно переходили в такой же серый день, а она всё стояла и смотрела вдаль.
