Моя другая половина. Часть 2

Иван и Марек играли в карты.
Взлохмаченный блондин сидел верхом на стуле в одних шортах.
Закатанные по локоть рукава белой сорочки и черные брюки. Галстук спущенным узлом глядит влево. Черный пиджак на спинке стула. Чисто выбритое лицо Ивана бисерит мелко пот. Душно. Где-то рядом бродит майская гроза. Судя по куче мелочи на столе, выигрывал гость.
– Где тебя носило, золотце? – спросил Марек. Строил по порядку листы в руке.
– Тот же вопрос, – не оглядываясь, добавил Иван.
– Не скажу, – я сделала независимый тон. – Я спать хочу.
– Да, – сказал Иван. Бросил карты на стол. Поднялся на ноги. – Пора спать.
– Ты за этим пришел? – сварливо вопросила я. Могла бы запрыгнуть на него, как обезьяна. Или не могла. Но хотела точно.
– Давай утром поговорим, – он подошел ко мне вплотную. Поднял лицо пальцами, теплыми и сухими за подбородок к себе. – Привет, Лелька. Я соскучился.
Марек с интересом перевернул карты соперника. Хмыкнул. Сгреб монеты со стола в карман и ушел к себе.
– Пойдем в душ. Я воняю казармой, – улыбка глаза в глаза. Где-то на самом дне прячется тень. Сомнение? Неужели он способен сомневаться в себе?
– Иди.
– А ты?
– Я подумаю.
– Ладно.
Я задержалась на кухне. Пусть идет. Как сказал догадчик Маречек в прошлый раз? Если бы я потянула прелюдию хотя бы пять минут… Ловко балбес умудряется угадывать. Интересно. Как сегодня? Получится?
Прошло десять минут. За открытым окном бабахнуло так, что Билка примчался из сада и заглянул в открытую дверь кухни. Хвост держал прижатым к бедру. Гроза набирала обороты.
– Не бойся, – провела я рукой по бородатой морде, – я с тобой.
Пес кивнул. Залез под стол, ближе к плите. Лег беззвучно, свернувшись калачиком. Спрятал лицо под массивную лапу. Я пошла в ванную комнату. Смыть с себя запахи прошлого дня.
Иван честно мылся. Розовый шлейф моего венецианского мыла заполнил влажное помещение всклянь. Небрежно закрытая прозрачная штора рисовала перспективы. У-ух! Я не видела это тело наяву ни разу. Не пришлось, как-то. Сильное. Загар обесцвечивает волосы на груди и руках. Никакого просвета белой кожи на безупречном заду. Картина паха заставила меня зажать рот ладошкой. Вспомнился снова дурачок Марек с его растопыренными пальцами. И остальное. Эрекция приподнимала это гладкое дело в понятном возбуждении. Я прыснула.