Все было очень красиво. Она стояла, наслаждаясь происходящим. Именно такого ей всегда хотелось – быть частью большой семьи, в любовь которой можно закутаться, как в шерстяной плед. И эта любовь сейчас была осязаемой – теплое дуновение, принимающее в свои объятья. Видимо, та самая ласорь. Все были будто полупьяные и счастливые.
Гюзель невольно вытягивалась струной, гордо и загадочно смотря на площадку с высоты своего постамента.
Время шло, почти стемнело, на постаменте стало уже холодновато, подул ветер.
- Что за сборище на моей земле?
Голос прогремел, словно гром на чистом небе.
Гюзель, которая уже присматривалась, как бы спуститься вниз, вновь замерла. Братья все разом перестали улыбаться и повернулись в сторону говорившего, отец мгновенно направился туда и напряжено поздоровался:
- Привет, Оган.
Из полутьмы выступил мужчина и Гюзель почувствовала, как по голым плечам и рукам вновь побежали мурашки. Стало совсем зябко. Незнакомец был в кожаных штанах и футболке с длинным рукавом, голова обвязана кирпичного цвета шарфом, бахрома которого падала на лоб и плечи. Ремень с ножнами, рукояток не видно. Взгляд его был резким и вызывающим. Длинные распущенные волосы развивались на ветру, а ведь Гюзель уже знала, что длина волос указывает на уважение, которое брик заслужил в обществе. У отца длинные, у братьев еще нет. А у чужака не просто длинные, но ему как будто все равно, он даже не убрал их в хвост.
- Что вы тут делаете?
Он стоял далеко, Гюзель не видела его глаз, однако голос, вроде не сказавший ничего грубого, насторожил семью. Женщины невольно сбились в кучу вокруг постамента.
- По делу мы пришли, Оган. – Нахмурился отец. – А что на твою землю, так только потому, что тут место священное. И ты знаешь, что к постаменту мы можем ходить когда угодно, тебя не спрашивать.
- Вы проводите обряд, - не повышая голоса, проговорил незнакомец. Он шагнул вперед, словно не замечая ни загородившего дорогу отца, ни ставших стеной братьев. – Обряд совершеннолетия… У тебя нет дочерей, Гимай.
Незнакомец остановился, не стал обходить вставшего на пути Гимая, но повернул голову к постаменту, следя за Гюзель. Она ощутила себя так странно, как будто ветер вдруг перестал быть холодным, а наоборот, бросает в нее горсти раскаленного песка и кожа дрожит под ударами, не зная, больно ей или приятно.
