Лед и пламень

ГЛАВА 1

Меньше всего на свете в сложившихся обстоятельствах мне хотелось переступать порог королевского дворца, но выбора не оставили. Оглядываясь на свою короткую, всего шестнадцать лет, жизнь, пришла к грустному выводу: за меня всегда решали другие. Сначала тот, которого считала отцом, лишил матери, любых надежд отыскать когда-либо родных. И ради чего? Моей сущности, дара и силы, которые магистр Онекс планировал использовать в своих интересах. Проще говоря, сделать племенной кобылой. Подозреваю, лечь со мной он собирался сам. Сомневаюсь, будто магистр пожелал бы делиться с кем-то щедрым подарком, который получил бы при дефлорации. Так уж устроено, каждая девственная наиви, то есть истинная светлая, несет в себе магию, которую передает первому партнеру. За нее дрались, готовы были убить друг друга. И меня заодно. Для некоторых я являлась всего лишь сосудом, который надлежало вскрыть на алтаре без всяких близких отношений. Впрочем, вздрагивать при упоминании некромантов и в частности всесильного Соланжа Альдейна, начала только в Веосе. До этого, пока жила в Мире воды, свято полагала, будто магистр Онекс – мой отец, а моя судьба – лечить раненых и, блюдя строгую нравственность – теперь понятно, для чего, выйти за указанного родными человека.

Темные, светлые, серые – три магических расы, три извечных противника. Теперь из светлых, наиви, осталась только я, а серые – ланги – и темные – навсеи – сцепились за власть над Миром Воды. Глупая и бессмысленная война! Зачем темным отсталый мир, если в их родном хватает места и разнообразных удобств, о которых ланги и не слышали?

Однако, тесно прижавшись к Геральту Свейну в темноте кареты, думала совсем о другом. Перед глазами проносились события недавнего прошлого, когда я чуть не стала жертвой безумной супруги возлюбленного. Элиза Свейн, графиня Местрийская, мстила за внимание мужа и заодно собиралась использовать столь ценный магический ингредиент, как последняя светлая, ради государственного переворота и помощи одержимой сестре. Она выкрала меня из ванной Геральта, когда мы…Тут уши неизменно краснели – воспитание давало о себе знать. Заниматься любовью с мужчиной – неимоверно приятно, но у меня слишком маленький опыт, чтобы свыкнуться с нравственными аспектами. Приемные родители не уставали повторять о мерзости близости, темные же проповедовали чувственные удовольствия. Наверное, я потихоньку становилась навсейкой, потому как жаждала вновь ощутить внутри упругое естество Геральта, стать ножнами для его клинка.