Дождь лил как из ведра уже вторую неделю. В лачуге, в которой нашел себе пристанище Лас, текла крыша. В результате одежда и солома, на которой приходилось спать за неимением кровати, стали мерзкими и сырыми. Но это была ерунда. Главное, никакие змеюки так и не прознали про эту берлогу и не лезли со своими глупостями. Лас натянул куртку, перекинул через плечо ремень чехла с гитарой и двинулся на выход.
Естественно, у порога собралась здоровенная лужа. Лас глянул на нее как на врага, но лужа никуда от этого не делась и даже смущенной совсем не выглядела.
— Сука-тварь! — сказал ей Лас, примерился и прыгнул.
Нога поехала по скользкому камню мостовой, и ему только каким-то чудом удалось удержать равновесие, все-таки заступив правой ногой в самый центр проклятого болота. Сапог тут же промок, и Лас выругался еще злее и громче. Прекрасное начало очередного «расчудесного вечера»! Еще раз выматерившись, он все-таки двинулся вперед. Вариантов все равно не оставалось — сапоги у него были одни, а дальше сидеть дома не представлялось возможным. Очень хотелось жрать.
В душе кипела черная ненависть к миру и к хвостатым... да и двуногим тварям, его населявшим, а потому увиденное в грязной подворотне, с которой Лас вскоре поравнялся, наполнило его мрачной радостью. Толпа местного бандитья, сбившаяся в стаю вокруг молодой, неожиданно хорошо одетой и красивой человеческой женщины! Люди и наги из числа тех, кого ни в одну приличную нору-дом не пустят. То что надо!
Сняв с плеча гитару, Лас пристроил ее в темную щель — чтобы, не дай бог, не повредить в драке, а после, улыбаясь почти что счастливо, шагнул вперед. Два узких стилета вжикнули, покидая ножны, и кто-то из куда более стремительных, чем люди, нагов даже успел обернуться на звук… Но это было все, что они смогли. Двоих змеюк Лас зарезал сразу — те и хрюкнуть не успели. Оставшиеся трое — наг и два человека — сунулись было ему навстречу, извлекая свои ножи. Но один из людей оказался на редкость медлительным, а второй — слишком неумелым, чтобы составить серьезную конкуренцию Ласу с его уже почти пятнадцатилетним опытом выживания в любых условиях. Последний же оставшийся в живых наг и вовсе отправился на тот свет как-то сам, без участия Ласа — лишь захрипел, выгибаясь, и из его рта потекла темная, почти черная струйка крови. Проводив падение его уже мертвого тела несколько растерянным и даже обиженным взглядом, Лас с так и не утихшим за слишком быструю схватку раздражением взглянул на женщину:
