Глава I
Ни в чем предосудительном не замечен
Да ведь не кричать же! Не барабанить же в чужие двери! Ну вот, ну вот, скоро уже кофейня… Черт его занес в Авлабар! Гюли могла бы и подождать!
Дождь не уставал. Казалось, что идешь сквозь ночь, раздвигая стеклярусные шторы. Бурные потоки с пузырями неслись вдоль узких тротуаров. Мтацминда уже слилась с черным небом. Тифлис погрузился во тьму. Сквозь ставни кое-где струился слабый керосиновый свет. Но ведь не бросаться же к этим ставням, не молотить же в них, не вопить! Да и есть ли причина для такой паники? Силуэт, мелькнувший под фонарем? Юноша в нахлобученной фуражке, толкнувший его плечом и буркнувший «pardon»? Что они хотят со мной сделать? Нужно подойти, объясниться; я ведь и не знаю ничего, кроме… кроме ерунды сущей… Да, может быть, и юноша-то этот – случайный, совершенно случайный, равнодушный прохожий, иностранец, в конце концов?
Расскажу все, что знаю. Да, все. Жизнь дороже. Молодая жизнь дороже. Расскажу все, а потом уеду в Персию. Расскажу и попрошу помиловать. Помилуйте Христа ради!
Авессалом Арчаков не мог сдвинуться с места от страха. Он стоял, прислонившись к причудливо изогнутой чугунной решетке, на крыльце какого-то словно вымершего дома. Вернее, не он сам стоял – тело его стояло, тело Авессалома Арчакова, с которым хозяин его ну никак не мог сладить.
Впереди на углу тускло желтел спуск в спасение – в кофейню «Отрада». Изредка из «Отрады» поднимались, качаясь, пьяницы и, набычившись, шли через дождь, никого не боясь, – счастливцы!
Арчаков двинул-таки свое тело вперед, начал поднимать и опускать ноги. С каждой секундой «Отрада» приближалась. Арчаков уж совсем было осмелел, когда впереди скрипнула дверь и в полоске света появился юноша. Невысокий и ладный, как гимнаст, с тонкими усиками и сахарной улыбкой, он даже не взглянул на Арчакова, нелепо разъехавшегося в луже, он возился с зонтом и что-то тихо говорил тоненькой барышне, провожавшей его. Да-да, даже не глядел на Арчакова, ему не было до него никакого дела, у него несомненно голова была занята своими амурными делишками. Эдакий франт с Головинской, может быть, и князь, завел себе романчик в Авлабаре с купеческой дочкой или внучкой, внучкой-штучкой, курочкой-дурочкой.
Подбадривая себя этой нехитрой рифмовкой, Арчаков дотащился до «Отрады», где обычно после свидания со своей шерочкой-машерочкой со зверским таким молодечеством хлопал рюмку коньяку и таинственно подмигивал хозяину, а потом тыкал себя большим пальцем в грудь и сокрушенно тряс головой – перед вами, мол, старый греховодник.
