Ты хочешь классных историй?
Их много есть у меня!
Рассыпаны буквы прекрасно,
И мозг будоражат слова…
Так что давай, доставай свои афигенские наушники, всунь их куда
надо и включи «Год змеи – секс и рок-н-рол». Но не слишком громко,
чтобы не заглушить своего внутреннего диктора. Который будет
послушно читать тебе в слух, виртуозна парадируя твой собственный
голос.
И да, чуть не забыл ‒ если ты в общественном транспорте, то
продень лямку сумки через руку. Дабы ты потом не винил меня в
тайном сговоре, где я отвлекал твоё внимание пока сообщник тащил
твоё добро. И поставь напоминалку на мобиле. Ибо выходить из
общественного транспорта надо там, где собирался.
Ты готов@?
Погнали…
I
Группа невменяемых дураков криво шаталась в разнобой и с
энтузиазмом. Сталь звенела, терпела и вибрировала, когда они
отчаянно бились в предсмертных конвульсиях, заставляя заднее колесо
мотоцикла уходить в занос. Отчаянный в пластмассовом шлеме зашёл в
затяжной поворот, наклонив железного коня до трения собственной
коленки об асфальт, но мотоцикл всё ровно стремился вылететь с
дороги. Именно тогда, по команде отчаянного в пластмассовом шлеме,
компания невменяемых дураков начала биться в предсмертных
конвульсиях, ударяясь своей дурной головой 12 000 раз в минуту,
отправляя заднее колесо в занос, в управляемый занос. Мотоцикл
визжал, брыка́лся, надрывался, но с трассы не вылетел, и без особых
потерь в скорости прошёл поворот продолжая лидировать, обрушивая
оглушительный визг на ревущую от экстаза толпу.
Отчаянные выходили из гаража, освободив лица от пластмассовых
шлемов. 24 часа бодроствания, моторного масла, секса и рок-н-рола ‒
вот основные компоненты их жизни. От них разило потом, прокисшей
одеждой, немного гарью и ещё чуть-чуть БОМЖатиной, словно в
карманах у каждого валялось по куску вяленого хлеба. Лица их были
измазаны машинным маслом и копытью. Это были лица победителей, и
что-то животное было в их взгляде. Лица самых уверенных в себе
мужчин. Именно эти небритые рожи в специфических запаха заставляли
выпрыгивать из трусов девок всех мастей, и те, перевозбуждённые,
брызжели как из брандспойта, когда взор отчаянных касался их
тел.
А в соседнем зале мчался на черногривом коне воин, с телом столь
прекрасным, что казалось будто боги высекли его из янтаря. Подобный
Аресу «богу войны» рубил он ятаганом врагов своих с плеча до
просаки. Алая кровь разлеталась веером по миру, а поражённые падали
как озимые, распадаясь на двое, с плеча до просаки. Герой не ве́дал
страха, ибо те, кто его взрастили, не знали и сами такого слова. Не
знал герой и слова «назад», и «отступление» было ему незнакомо.
Сейчас для героя существовал лишь ятаган, который был продолжением
его руки, и конь, которого он собственноручно вскормил и выучил.
Все трое ‒ конь, герой и ятаган сейчас одно нерушимое целое.
Сейчас, здесь, на этом поле, есть только они и ещё не порубленные
противники.